На стороне ребенка

«Ты взгляни на свои руки, на свои пальцы, такие же – у твоей мамы; твой папа, не знаем его имени, тоже имел такие же. Человеком – уже рождаешься. Ты – живое существо, которое со временем станет взрослым мужчиной (женщиной), как Пьеретта, как Роза, которых ты узнал (узнала) когда-то, когда твоя мама доверила тебя им…» Весь этот словесный отсыл в прошлое заставляет ребенка вновь обрести и сохранить защищенность своего «я» с самого начала жизни, которая прошла среди заместителей его родителей, как он называет персонал воспитательного учреждения. И нужно объяснить этому ребенку, каков именно его статус, даже статус сироты, если это – его судьба.

Но если ребенка отделяют от матери сразу после родов и занимается им дальше не мать, а больничная сестра посреди криков других новорожденных, то он не будет знать, кто он, даже тогда, когда при выписке из больницы вновь обретет свою мать. Скажется опыт недельного одиночества, недельного отсутствия тех связей, которые он имел прежде с матерью, он оторван от тех семейных шумов, которые воспринимал in utero.

В Италии это поняли и получили прекрасные результаты. Во Франции в некоторых родильных домах существуют боксы, которые соединяются с палатой роженицы. Но их разделяет стеклянная перегородка. Мать и ребенок не могут ни потрогать друг друга, ни услышать один другого. Ребенок не слышит голоса матери. Он, конечно, не окружен гомоном голосов новорожденных, как в общей палате, но и отделение от голосов взрослых так же вредоносно.

Необходимо, чтобы звуковой континуум не прерывался, ребенку необходимо слышать высокие ноты материнского голоса, чувствовать ее запах. Но под тем предлогом, что матери надо дать отдохнуть, ребенком занимается другая женщина, она дает ему рожок, она, а не мать – пеленает. Пусть так. Но тогда нужно все ему объяснить.

Если мать в отчаянии, что у нее родился ребенок не того пола, как ей хотелось, то это не следует скрывать от ребенка, да и упрекать эту женщину тоже не стоит. «Видишь ли, твоя мама так хотела девочку, а родился мальчик. Конечно же, хорошо, что появился ты. Ты есть ты. Но это вышло так неожиданно, это – сюрприз, надо, чтобы мама свыклась с происшедшим. Реальность – не совсем то, что воображаешь. Ты это тоже понимаешь».

И лучше, если эти слова будут сказаны ребенку не в присутствии матери, которая продолжает пока сокрушаться, что ее надуманное желание не осуществилось. Надуманное – потому что выносила-то она в своем чреве именно этого ребенка и ее тело приняло его; подспудным – было желание дать жизнь ребенку именно того пола, какой и есть у родившегося младенца. Тот, о котором она сожалеет, – плод ее воображения. Помогаешь, таким образом, обоим, и матери, и ребенку.

Еще лучше – помочь установить прерванную связь посредством слова через третье лицо.

Многие матери не умеют, не знают, как общаться с новорожденным. Когда такая мать видит кого-то, кто говорит ребенку буквально то же, что только что сказала она, и ребенок понимающе смотрит на эту личность, которая таким образом, с помощью слова, установила связь между ними троими, она говорит: «Удивительно! Кажется, он понимает». – «Конечно, он понимает речь. Он – человек, а это значит, что человеческое в нем – с первых дней, слово в нем – изначально». Это «открытие» с огромной силой привязывает к малютке. И по прошествии двух-трех дней матери делятся: «Мне удалось, я с ним разговаривала, он меня слушал, он слушал меня! А я и не знала, что так можно с такой крошкой». Это поразительно.

Встречаются отцы, которые во время консультации рассказывают тебе, что со своими котами, собаками они говорить могут, а вот с ребенком, даже уже большим – четырех-пяти лет – не умеют.

Чем объяснить эту неуклюжесть? Это неумение друг друга понять?

Это – повторение того, что некогда происходило с ними самими, отцами, когда они были маленькими. Бывает, некоторые из них с большим трудом соглашаются с этим.

Когда мать видит, как кормилица разговаривает с ребенком, которого она ей доверила, в то время как у нее, матери, этого не получается, она начинает ревновать и, часто бывает, от кормилицы отказывается. Она боится, что ребенок полюбит ее больше, чем собственную мать. Но говорить с малышом, когда с ним остается, – не умеет. Ребенка оставляют на целый день с чужой женщиной, которая с ним разговаривает, и с ней он – счастлив. Когда возвращается мать, ребенок замыкается. Мать забирает его, как пакет, чтобы назавтра вернуть, как вещь. И вновь – не проходит пяти минут – у кормилицы он становится общительным ребенком. Он вовсю улыбается, когда снова видит кормилицу. Но не мать, когда та возвращается. С матерью у него отношения вещи, регрессивные, а с кормилицей – человеческие, эволюционирующие.

На моих консультациях моя начинающая помощница объявляла консультируемых детей таким образом: «Ребенок такой-то».