На стороне ребенка

В течение двух лет я лечила мать и дочь вместе. Они приходили приблизительно каждые два месяца. Все вместе мы проделали заново, на словах, вместе с малышкой, по воспоминаниям, рассказанным ее матерью и воспроизводимым мною, весь путь этого ребенка в ее прошлое – от и до, для того, чтобы ребенок обрел себя живущую, получив право быть самой собой. По прибытии сюда в самом начале она не говорила; заговорила же очень быстро, и именно так, как грудной младенец, который помимо того, что наделен даром речи, – телепат, говорит всему миру свою правду, а также все, что он думает и что чувствует в реальной действительности. В семь лет малышка поступила в детский сад при частной школе, куда была принята, как если бы ей было три года, в то время как было ей – семь, да и по виду это был семилетний ребенок; и начиная с этого времени она начала развиваться, в социальную жизнь она вошла с двух-трехгодичным отставанием в школе и некоторым отставанием в развитии, проявляя интересы ребенка более юного, чем у нее, возраста. И все у этой девочки, которая теперь стала взрослой женщиной, постепенно пошло на лад. Когда ей было девять с половиной лет, устраивался для малышей костюмированный бал, и ребенок непременно хотел туда пойти. Она захотела быть переодетой в маскарадный костюм, и она сказала матери: «Я хочу, чтобы ты мне сделала костюм, как тот, что сделала мне та дама – под дамой подразумевалась я, – дама, которая меня вылечила». – «Какой же костюм она тебе сделала?» – «Ты знаешь, она мне сделала пачку из бананов». Банан – фаллическая форма и поглощаемая. Это фантазм, который у нее появился, когда я ее приподняла, я, обхватив девочку двумя руками за талию, позволила наконец ее ступням коснуться земли. Этот фантазм, который вернул ей образ ее индивидуальной вертикальности на неспособные носить ноги, – она хотела, чтобы реализовала его мать. Когда та примерила ей «банановую» пачку, малышка обняла ее так, как будто сделала это первый раз в жизни, и сказала: «Какая же ты добрая мама!» В этом костюме она имела грандиозный успех.

После этого празднества все у нее пошло как надо.

4 глава Мы идем в Мезон Верт

«Лучший в мире детский сад [201] »?

Мамы, которые посещают Мезон Верт, перерождаются просто на глазах. У них появляется время заняться собой и подумать, а до этого они были просто загнаны своими захватчиками-детьми. Жизнь становится легче с Мезон Верт, и приходящие к нам мужья удивляются: «С тех пор, как жена к вам стала ходить, в доме все изменилось. Она уже не бросается ко мне вечером, когда я возвращаюсь с работы и не пересказывает все, что произошло за день…» Ребенок занят, мать занята, они общаются, они больше не связывают друг друга, напряжение исчезло, и даже отец, если он окажется у нас, видит, что его ребенок занимается с другими детьми, жена – с другими женами и детьми, и в нем вдруг просыпается осознание себя как отца ребенка и одновременно – супруга по отношению к своей жене. Работа, которая ведется в Мезон Верт, огромна.

Даже само название нашего «места обитания» является плодом коллективного детского творчества. У этого названия нет автора, никто наш дом так не нарекал. Это название родилось в самих детях, оно – их. Оно для них говорящее. Стоит только матери произнести: «Мезон Верт», как ребенку уже все ясно. Мой муж, вспоминая о своем детстве, проведенном в России, рассказывал, что когда за столом говорилось: «Завтра идем на куропаток», – собака, которая лежала в углу столовой и, кажется, спала, тут же начинала прыгать и вертеться вокруг стола – она услышала слово «куропатки»… Некоторые матери делились со мной таким наблюдением: «Достаточно сказать „Мезон Верт” – и мой только что капризничавший ребенок тут же замолкает». Мезон Верт – это некая орбита в пространстве. Это потрясающе. Его создание, возможно, столь же важно, как возникновение детских садов лет 75 назад. Мезон Верт работает для того, чтобы можно было предотвратить последствия отнятия ребенка от груди – это то же самое, что профилактика агрессии, а значит, и социальных драм.

Вспомним, с чего начинались нынешние «детские сады».

Начинались они с «приютов». Название общее и для ясель, и для детских садов. Когда я была девочкой и ездила на каникулы, я видела в деревне такие вывески: «Приют». Работающие женщины отводили туда своих детей и оставляли их на целый день на попечение сестер-монашенок; дети проводили здесь всё свое раннее детство до начальной школы. В этих так называемых «приютах» все дети одеты были одинаково: длинные платья до пят, а под ними – ничего, – так ходят в деревнях; дети тогда могут писать-какать, – безразлично: за ними подберут. В приюте были младшая группа, средняя и старшая… и вот эта старшая и стала école maternelle.