На стороне ребенка

Требовать ввести понятие рентабельности в то время, как для человека куда как важнее, и это справедливо, приходить к нам не затем, чтобы поддержать рентабельность нашего учреждения, а затем, чтобы быть здесь принятым. Много их придет или мало, все они знают, что здесь их ждут, и все будет отлично, и все устроятся. И вот уже мамы, которые приходили в два и уходили в половине пятого, когда заявлялась толпа детей, постепенно начинают задерживаться, разговаривать с другими, потому что дети стали привыкать… А есть и такие, кто приходит с папами, когда схлынет основная масса, между шестью и семью вечера.

Префектуре и дела нет: до семи вечера не остаются – все конторы должны закрываться в 18.00. Мы возражаем: «Но если мы закроемся в шесть, к нам не смогут приходить с детьми после ясель». – «А после ясель-то зачем? Что это за родители такие, которые не желают хоть какое-то время потратить на своих детей!» – «Но мы и существуем, чтобы они охотнее занимались своими детьми, для родителей это разрядка – прийти в Мезон Верт, поболтать с другими после работы, пообщаться, и дети после ясель тут же».

Было и другое требование со стороны администрации: они хотели, чтобы весь наш персонал всю неделю, «от и до», работал только у нас: «Что это за люди такие, которые один день работают в Мезон Верт, а остальные четыре – в других местах? Место работы у всех должно быть одно. И они тоже, как все, все дни должны работать в одном месте». – «Да нет же: иначе папы, мамы и дети будут чувствовать себя у нас, как в гостях. А так приходящий обслуживающий персонал им только помогает – помощники, но не хозяева». Мы очень следили за этим: никто не должен был попасть в вассальную зависимость от другого. Тут целое мировоззрение. Частая смена персонала позволяет избежать положения, при котором кто-то навязывает другому свою манеру видения окружающего.

Встречались, правда, такие люди, которые приходили и говорили, что приходить будут только по понедельникам, чтобы увидеть г-жу Дольто. Или – во вторник, потому что хотят встретить Мари-Ноэль. А потом это прекратилось. Мамы познакомились друг с другом. «О, я тут у вас видела несколько раз маму вот с таким-то ребенком (описывает с каким). Когда они приходят?» – «Обычно по средам». – «Ага… Значит, я приду в четверг». Но вот эта мама, которая не хотела видеть ту маму, появляется в среду, снова встречает женщину с ребенком, которых избегала, и говорит: «Знаете, я не хотела вас видеть, потому что ваш сын и моя дочка… это было так неприятно…» Если бы изо дня в день были одни и те же люди, то, значит, были бы и одни и те же привычки, и никогда бы не возникали те неформальные отношения, которые устанавливаются между детьми и родителями сами по себе, а не создаются обслуживающим персоналом. Этого чиновникам никак не понять. И уж совсем за пределом их понимания то, что мы не хотим знать ни фамилий, ни адресов, ни экономического и социального положения приходящих к нам. Мы не заводим карточек. У нас только два листка статистики, один из которых заполняется самими родителями. Наблюдать последнее очень забавно, особенно когда «большие малыши» – те, кому вот-вот исполнится 3 года, смотрят, что мама пишет: «Что ты там ставишь?» – «Что тебе больше двух лет и меньше трех». – «Ага… В этой колонке… Тогда дай я сама…» – и мама держит ручку ребенка, который сам ставит крестик там, где надо заполнить клеточку. И ребенок отвечает сам: девочка он или мальчик, сколько ему лет, зачем он пришел в Мезон Верт, и француз или нет его папа, и француженка или нет его мама…

Ведем мы и свою собственную статистику, но лишь потому, что некоторые родители забывчивы, и делаем мы это в другой тетради. Иногда родители проверяют – записываем мы или нет, что их ребенок был у нас. Мы охотно показываем наши записи. Иногда маме надо знать, в какой именно день она была, а «родительские» листочки, они ведь тут же идут в статистику… Тогда мы и говорим забывчивой маме, что обратимся к своим. Она смотрит и размышляет: «Если я тогда была у вас, значит, он приехал тогда-то…» Это очень по-человечески, это не статистика ради статистики.