На странных берегах

«Кармайкл» должен был встретиться во Флориде с кораблем Черной Бороды «Месть королевы Анны», и, конечно же, сплетни вокруг костров касались и красочной фигуры этого пиратского предводителя. Высказывались догадки по поводу того, почему он вновь возвращается в этот необжитый уголок континента, где пару лет назад он углубился в джунгли в поисках источника колдовской силы и вернулся один, хромая, больной и истощенный, преследуемый духами, которые теперь изводили его, как блохи – бродячего пса.

Шэнди приготовил по случаю отплытия лучший обед за все эти недели и, сытый и слегка пьяный, наслаждался этим вечером… пока не заметил других членов экипажа, тех, кто не пил и не хохотал у костров. Несколько человек ушли в палатку, и один раз, когда бриз стих, Шэнди показалось, будто он слышит оттуда тихие причитания. К тому же он обратил внимание на Скэнка, сидевшего в темноте под пальмой и тщательно точившего кинжал, на его молодом лице было выражение сосредоточенности и даже печали.

Шэнди поднялся и прошелся по берегу. В полумиле, в темноте, на фоне звезд, едва различался Свиной остров, чуть ближе покачивались голые мачты. Шэнди услышал шаги сзади, и когда он повернулся, собираясь вернуться обратно к кострам, то увидел высокую фигуру Дэвиса, который направлялся прямо к нему с двумя бутылками вина в руках. За спиной пирата у костра музыканты настраивали свои разнокалиберные инструменты.

– А, вот ты где, – протянул Дэвис пьяно. – Ну кто, как не кок, заслуживает лучшего вина. – И он протянул Шанданьяку одну из бутылок, у которой, за неимением штопора, было отбито горлышко.

– Спасибо, капитан, – откликнулся Шэнди, беря протянутую бутылку и с сомнением глядя на неровные, зазубренные края.

– «Шато Латур» 1702 года, – сказал Дэвис, запрокидывая бутылку и делая большой глоток.

Шэнди понюхал вино, поднял бутылку и пригубил напиток. Это было самое сухое, самое ароматное бордо, какое ему когда-либо доводилось пробовать. А ведь в свое время им с отцом случалось пробовать отличнейшие вина. Однако он не позволил ни малейшему удовольствию отразиться на своем лице.

– Ха! – воскликнул он с наигранной беззаботностью. – Жаль, что я не нашел его, когда искал специи для жаркого.

– В жаркое, говоришь? – Лицо Дэвиса, освещенное только с одной стороны пламенем костра, скривилось в кислой улыбке. – Ты вот послушай, когда я еще совсем мальцом жил в Бристоле, вечером под Рождество окно нашей плотницкой мастерской, где я был подмастерьем, разбили уличные мальчишки. Что не забрали с собой, то поразбросали крутом, и там еще был… – он помедлил, хлебнув из бутылки, -…был еще этот набор фигурок церковных хористов, маленьких таких, не больше пальца, раскрашенных. Одна из фигурок упала в снег, и кто-то из пацанов зацепил ее ногой, когда удирал, она вылетела на улицу. И помнится, я потом все время думал, что бы там ни случилось с этим крошкой-хористом, а ему уже никогда не сидеть в своем ящичке, это уж точно.

Дэвис повернулся к гавани и полной грудью вдохнул морской ветер.

– Я знаю, что ты задумал, – бросил он Шэнди через плечо. – Ты, конечно же, слышал, что сюда должен прибыть Вудс Роджерс и объявить амнистию, решил ночью тихонько улизнуть и спрятаться в джунглях, пока не отплывет «Кармайкл». Нет, нет, не перебивай, я выслушаю тебя потом. А ты вернешься и по-прежнему будешь коком, греясь на солнышке, до самого прибытия Роджерса, верно?

После продолжительной паузы Шэнди тихо рассмеялся и сделал еще один глоток чудесного вина.

– А одно время это казалось мне хорошей идеей, – признал он.

Дэвис кивнул и повернулся лицом к нему.

– Да, мысль неплохая, – согласился он. – Но ты все еще считаешь, будто можешь вернуться в ту витрину, из которой выпал, понимаешь? Ты никогда не сможешь вернуться к тому положению, которое занимал. – Отхлебнув из бутылки, Дэвис вздохнул и пятерней взъерошил спутанные волосы. – Во-первых, дезертирство с корабля накануне выхода в море, – произнес он, – у нас карается смертной казнью, так что, если ты заявишься в лагерь после отплытия «Кармайкла», тебя просто прикончат. Не без сожаления, конечно, поскольку парень ты симпатичный, да и готовишь хорошо. Но правила есть правила, сам понимаешь. Помнишь Ванринхема?

Шэнди кивнул. Это был парень лет восемнадцати, которого осудили на смерть лишь за то, что он прятался в трюме, когда по его бригантине открыл огонь корабль королевского флота. Пиратское судно дотащилось в бухту Нью-Провиденс, капитан, дородный ветеран по имени Барджес, заверил юношу, что наказание будет смягчено ввиду его молодости и неопытности… а спустя пару часов, той же ночью после обеда, подошел к Ванринхему сзади и со слезами сожаления на глазах прострелил тому голову.