Видимо, какой-то особый сорт прессованного табака, так решили про себя подруги. Они устроились рядом с хозяином, подложив под себя несколько подушек для мягкости, и хорошенько огляделись по сторонам. Изысканный натюрморт сильно портил мусор – обрывки и бумажки, а также простая пластиковая бутылка кока-колы, которая сразу же выдавала низменные вкусы хозяина. Да и фрукты, как заметили подруги, были немытыми. Вот к конфетам у них претензий не было. Трюфеля и «Мишку» подруги любили и сами.
– Можно конфетку? – спросила Леся.
Чижиков кивнул. Ему наконец удалось справиться с кальяном, он затянулся дымом, и его лицо расплылось в блаженной улыбке. Дым от табака был какой-то странный, сладковатый и ни на что известное подругам не похожий.
– Хотите покурить? – предложил подругам Чижиков.
– Нет, спасибо!
Курить кальян после того, как мундштук обмусолил сам хозяин, девушки согласились бы разве что под страхом смерти.
– Мы не курим.
– А что так? – не одобрил их Чижиков. – Зря! Да вы попробуйте!
– Нет, спасибо.
– Мы не хотим.
– Да вы не знаете, от чего отказываетесь! – настаивал Чижиков. – Отличная штука, я дерьма ведь не курю.
– Спасибо.
– Но что-то не хочется.
– Курите, я сказал!
Правильно Кло сказала, Чижикова оказалось очень легко привести в бешенство.
– Сменного мундштука нет! – нашлась Кира. – Извините, но мы очень брезгливы.
– А-а-а, – махнул рукой Чижиков, тут же успокаиваясь. – Это я понимаю. Сам к бабе никогда без презерватива не сунусь.
Вместо бабы и презерватива он употребил совсем другие слова, от которых подруг сначала кинуло в холод, потом в жар, а потом им просто стало противно находиться в одном помещении с человеком, который не только такие слова знает, но и, не стесняясь, употребляет их в присутствии малознакомых женщин.
Но Чижиков между тем уже полез в какой-то ящик, откуда, сопя, вытащил два пластмассовых одноразовых мундштука, которые и кинул подругам.
– Берите! Сейчас кальян передам, закуривайте.
Девушки переглянулись. Что им было делать? Кира затянулась дымом первой. Он обжег, просто ободрал горло, она сильно закашляла. А еще говорят, что кальянный дым мягкий и совсем не дерет горло. Вранье это все!
– Какой крепкий у вас табак, – прокашлявшись, сказала Кира.
Чижиков почему-то после ее слов залился смехом. Настроение у него заметно улучшилось после того, как он покурил.
– Теперь ты! – велел он Лесе.
Вторая подруга постаралась сделать совсем маленький глоток, но все равно закашляла.
– Я такой табак курить не могу! – заявила она Чижикову. – Для меня слишком он крепкий.
– А это и не табак вовсе.
– Что же это?
– Пластилин.
– Пластилин тоже можно курить? – изумились подруги, у которых эта детская игрушка никак прежде не ассоциировалась с курением. – Вот уж не знали.
Лицо у Чижикова приобрело какое-то странное выражение. Он с интересом посмотрел на подруг и спросил:
– Девчонки, а кто вы все-таки такие?
– Мы же вам уже сказали, мы работаем в прокуратуре.
– У нас и удостоверения есть.
И Кира, не колеблясь, протянула Чижикову удостоверение. Но тот не стал на него даже смотреть.
– Что мне эти бумажки? – презрительно фыркнул он. – У меня самого в сейфе лежит полтора десятка корочек покруче.
– У нас подлинные.
– И у меня все подлинные! По ним я и мэр, я и пэр, и сэр, много кто еще! Вы кому другому можете заливать, что в прокуратуре работаете, а вот мне не надо. Я ни в жизнь не поверю, чтобы работники прокуратуры не знали бы про пластилин, который можно покурить.
Подруги хлопали глазами и чувствовали себя полнейшими лохушками.
– Говорите, кто вы, – приказал им Чижиков.
Хотя произнес он это приказание вроде бы даже с ленцой, но подруги все равно почувствовали, лучше с этим человеком не спорить и тем более не врать ему больше.
– Мы ведем независимое расследование убийства госпожи Завьяловой – Лали. Она мама нашей старой школьной подруги, вот мы и впутались в это дело.
– Ну? А от меня-то вы чего хотите?
– Нам сказали, что вы встретились с тетей Лали в художественной галерее и дружески поболтали с покойницей.
– И что?
– Вы знали ее прежде?
Чижиков откинулся на подушки и прищурился. Кальянный дым окутывал его густым сизым облаком. Настроение у Чижа совсем исправилось. Подруги тоже чувствовали себя странно. У них кружилась голова и как-то непонятно шумело в ушах.
– Ну, допустим, прежде-то вашу тетку иначе звали, – заговорил Чижиков, и подруги насторожились. – Никакая она не Завьялова, а Камерс, прабабка у нее француженка была. Да-да, именно такая у нее фамилия и была. А погоняло ейное было – Коммерция.
– Производное от фамилии?
– И это, и еще потому, что жизнь она коммерсантскую вела. Продать, купить, снова перепродать. Нюх у нее был, внакладе никогда не оставалась. Со мной ее дружок сидел, он и рассказал мне про нее. И фотки показывал. Вообще, сказал, что Коммерция – баба верная, она бы его дождалась. И денежки, что Толик ей оставил, могла бы в оборот пустить. К счастью, коммерция у нее в крови, оттого и прозвище такое. Только долго своего Толика Коммерции ждать не пришлось.
– А что так?