Особый интерес представляет четырехкратное обращение Гилгуда к образу короля Лира — одной из труднейших шекспировских ролей. Здесь мы сталкиваемся с тем редким случаем, когда актер потерпел неудачу. Разумеется, понятие «неудача» в данном случае относительно. Театральная критика находила в этих работах Гилгуда множество достоинств. Но сам Гилгуд остался неудовлетворен результатами собственных творческих исканий.
В первый раз Гилгуд сыграл Лира в 1930 году в театре «Олд Вик». Актер был недопустимо молод для этой роли: двадцать шесть лет, и естественно, что значительная часть усилий уходила на преодоление возрастного барьера. И дело здесь не только в том, что молодой актер должен был выглядеть стариком. Он должен был чувствовать себя стариком, что значительно сложнее. Мы знаем немало случаев в истории театра, когда актеры преклонных лет брались за роли молодых людей. Фразеологическая модель: «Пора бы ему (ей) отказаться от ролей молоденьких юношей (девушек)» — существует в театральной критике уже не первое столетие. Она жива и поныне. Гораздо реже случаи, когда молодые актеры играют стариков. И это вполне естественно. Любой старый актер прошел через молодость. Усилием памяти он может восстановить самоощущение, специфические особенности психологии и мировосприятия юного человеческого существа. В арсенале молодого актера нет опыта старости. Ему доступны лишь внешние ее приметы. В случае с королем Лиром дело осложняется еще и тем обстоятельством, что Лир не просто старик. Он — «король с головы до пят». В свое время это определение воспринималось вне конкретной исторической обусловленности: не король в определенную эпоху, в определенной государстве, в определенных исторических обстоятельствах, а кородь «вообще». И непременными атрибутами этого короля «вообще» были величественная плавность движений, гордая осанка, царственный голос, корона, скипетр, горностаевая мантия. Естественно, что внимание молодого актера раздваивалось. Свойственное молодым актерам гилгудовского поколения стремление к эффектности побуждало делать упор именно на «королевскую» сторону образа. Лир в исполнении молодого Гилгуда был на три четверти король и только на четверть человек.
В своих воспоминаниях Гилгуд и сам признавал, что чрезмерно увлекся внешними эффектами, и относил это за счет собственной молодости и неопытности.
Английская театральная критика, обращаясь к образу Лира, любит оперировать шекспировским сопоставлением, и трудно найти статью, в которой старого короля не называли бы «могучим дубом». Об актере, которому удалось передать шекспировскую мощь характера Лира, говорят: «Да, это дуб!» Этот «дубовый» критерий можно обнаружить и в рецензиях на исполнение роли Лира молодым Гилгудом. Критики были довольно единодушны. Они полагали, что гилгудовский Лир «пока еще не дуб», но все же находили в его работе «что-то многообещающее».
Десять лет спустя, весной 1940 года, Тайрон Гатри, стоявший тогда во главе театра «Олд Вик», предложил Гилгуду еще раз попытать свои силы в «Лире». Ставить спектакль пригласили Грэнвилл-Баркера. Баркер, которому шел в ту пору уже седьмой десяток, отказался быть официальным постановщиком, однако согласился провести несколько репетиций. Гилгуд подробно рассказывает об этом эпизоде совместной работы с Баркером в специальной главе «Грэнвилл-Баркер репетирует короля Лира». Любопытно, что и здесь не обошлось без упоминания о дубе. После первого же чтения пьесы Грэнвилл-Баркер сказал Гилгуду: «Лир — дуб. Вы — ясень».
Грэнвилл-Баркер был блестящим и тонким знатоком Шекспира. В течение долгого времени его влияние на все постановки шекспировских трагедий, комедий и хроник было, можно сказать, подавляющим. «Предисловия к Шекспиру» Баркера — своеобразное соединение тщательного научного анализа с практическими режиссерскими указаниями — сделались настольной книгой всякого режиссера, обращавшегося к Шекспиру, всякого актера, предполагавшего играть шекспировские роли.
Баркер знал и понимал театр как никто другой, может быть, потому, что в его лице объединились выдающийся актер, режиссер, драматург и театровед. Всякий совет и помощь с его стороны были неоценимы. Гилгуд признает огромную важность того небольшого количества репетиций, которые провел с ним Баркер. Но особенную роль тут, по-видимому, сыграли даже не репетиции, а те многочисленные режиссерские соображения, замечания, указания, которые содержались в пометках Баркера на полях рабочего экземпляра трагедии, принадлежавшего Гилгуду, и в нескольких письмах, которые он прислал актеру из Франции.
Гилгуд по-настоящему ощутил твердую помну под ногами. Вероятно, его Лир 1940 года был наиболее сбалансированным. Король и человек проступали в созданном им характере в точной соизмеренности. Образ приобрел должную мощь, и никто уже не осмеливался сказать, что он «еще не вполне дуб». Правда, Лир все еще оставался гораздо больше королем, нежели человеком, и король в нем существовал как бы отдельно от человека, но таков уж был режиссерский замысел, которому подчинился актер.