На судьбу я не в обиде...

Исключительно интенсивной стала журналистская деятельность Л.С. Сосновского в послеоктябрьский период. В первый год Советской власти ему вместе с В. Володарским довелось создавать в Петрограде «Красную газету». «Володарский, – свидетельствует Л.С. Сосновский, – был больше меня занят партийной (преимущественно агитаторской) работой и появлялся в редакции только к ночи, чтобы написать боевую передовую статью на острую тему дня. Я же проводил целые дни в редакции, подбирал сотрудников для нового типа газеты и просматривал весь материал»[107].

С весны 1918 г. Л.С. Сосновский вместе с В.А. Карпинским возглавил газету «Беднота» и более шести лет оставался ее неизменным редактором. Работа в «Бедноте», чтение крестьянских и солдатских писем сблизили с жизнью села, ставшей одной из ведущих тем его публицистики. Нельзя не отметить заслуг Л.С. Сосновского и в становлении газеты «Гудок» – массового издания железнодорожников, которую в первые месяцы издания он также редактировал.

^{Лев Семенович Сосновский}

Но основной, самой главной стала для него работа в «Правде». «С весны 1918 года, – пишет он в автобиографии, – я был постоянным работником “Правды”, совмещал эту работу с разными другими, но не одной другой не отдавал столько сил, сколько “Правде”. Мне пришлось протаптывать дорогу советскому фельетону. Первые месяцы и годы революции, кроме меня и Демьяна Бедного, фельетонов почти не писал никто. Потом появился В. Князев, за ним другие. Некоторые фельетоны были изданы в двух томах под названием “Дела и люди” (первый том “Рассея”, второй – “Лед прошел”). Кроме того, вышли небольшие книжечки статей в разных издательствах: “Советская новь”, “О музыке и о прочем”, “Больные вопросы”, “Дымовка”, “О культуре и мещанстве” и др.[108]

Подводя некоторые итоги своей публицистической деятельности в начале 1920-х годов, Л.С. Сосновский отмечал, что ее содержание можно охарактеризовать так: сначала были боевые статьи против белогвардейщины, затем появляются фельетоны, отражающие действительность – нечто «вроде бытописательства», далее открывается фронт внутренний – проблемы развития советской экономики, борьба с бюрократизмом, критика различных недостатков. Особое место занимают выступления на тему о сельском хозяйстве – о животноводстве, о культуре корнеплодов, о различных сортах пшеницы, о новой культуре – кенафе и т. д.

Анализируя публицистическое наследие Л.С. Сосновского, нельзя не вспомнить его очерка-некролога о Л.М. Рейснер, в котором он подчеркивал: «После нас, через много лет, если люди захотят почувствовать дыхание революции, великого восемнадцатого года, они многое получат в работах Рейснер. Подумайте сами, много ли красочной, художественной литературы вы найдете о восемнадцатом годе, такой, которая сравнилась бы с очерками Ларисы Рейснер? Я лично, сколько не пытаюсь вспомнить что-нибудь подобное, не знаю ничего»[109].

Эти слова с полным правом можно отнести и к публицистике Льва Семеновича, которую отличает также яркое правдивое воспроизведение действительности. Вот как начинается, например, очерк «Рассея»: "Мы, граждане села Розы Люксембург, Интернациональной волости. Калужского уезда, той же губернии, шлем привет Коммунистическому Интернационалу" и т. д. Прошу не считать выдумкой. Такая волость и такое село есть. И такая резолюция была напечатана в газете. Вообще в Калужской губернии улицы, волости, села переименовывали очень решительно. Село "Розы Люксембург" звучит странно и неудобопроизносимо. Но чем лучше прежнее название деревни Декабристов – деревня "Язва"»[110].

Живые приметы тех лет находим в очерке «Национализация». Высмеивая неумное рвение местных властей, задавшихся целью немедленно ввести в своей местности социализм и немедленно по этому поводу заколотивших все частные лавчонки («социализм, так социализм, черт побери!») и, впав в полное уныние от такого «социализма» («самого пустяшного пустяка нельзя никаким манером достать»), публицист мастерски воссоздает картину введения такого «социализма» в городе Быхове Могилевской губернии: «Для этого, само собой, требовалось создать соответствующие органы управления магазинами, – ну, скажем, экономический отдел с подотделами или маленький совнархоз, что ли. Однако здесь встретились с маленьким препятствием. В городе не оказалось той бумаги, на которой пишут отношения, постановления, удостоверения, разрешения – словом, простой писчей бумаги. Нет ни листочка – и шабаш. Стали ждать, пока пришлет бумаги Могилев. А в Могилеве своя бумажная трагедия. Мало того, что бумаги нет, так и приобрести ее адски трудно»[111].

Высмеивая быховцев и подобных им, не способных без бумаги распечатать злополучные лавчонки, фельетонист заключает, что скоропалительная национализация, не прибавляя нам ни одного друга, поставляет кучу новых врагов, делает обиход среднего обывателя нестерпимым, заставляет его вздыхать даже о только что изгнанных немцах, при которых не было «бестолочи с заколачиванием лавочек».