На судьбу я не в обиде...

Показывая тяжелые дни Волховстроя, то, как десять тысяч человек взнуздывают стихию, а главный инженер строительства Графтио, как щепка, носится по волнам бюрократической стихии, которую унять бессильны «даже Ленин, даже компартия», публицист резюмирует: по вопросу, который так мучил товарища Ленина – об улучшении государственного аппарата – история Волховстроя дает печальный ответ. «Речь, – читаем в очерке, – идет о том, насколько удается нам спасать наши начинания из-под губительного действия бюрократии, а вовсе не о том, насколько мы подчинили себе бюрократию»[118].

Наглядным воплощением бюрократизма, полной трагедией для строительства ГЭС стали бесконечные комиссии РКИ, десятки раз обследовавшие волховские работы. Последняя из таких комиссий, сообщается в очерке, усердно трудилась целых 67 дней, было задано в письменном виде 1555 вопросов, составление ответов на которые потребовало 1500 рабочих человекодней, а представленные ответы истребовали около трех пудов бумаги.

Главная цель очерка, как ее определил сам публицист, уменьшить трудности и препоны на пути Волхов-строя. К этой же цели – «уменьшить трудности и препоны» – стремился он и во многих других выступлениях: «Русская галоша и русская лампочка», «Около галоши», «О ламповой концессии», «О тормозах», появившихся в «Правде» в январе – апреле 1923 г. Во всех этих материалах Л.С. Сосновскому пришлось выдержать настоящий бой с теми, кто готов был по любому поводу приглашать американских, голландских, немецких концессионеров, не прилагая особых усилий для развития нашей отечественной промышленности. Нелегко было публицисту убеждать министров и их замов отказаться от услуг всех, настойчиво стремившихся «облагодетельствовать» нас новыми и новыми концессиями. В корреспонденции «Русская галоша и русская лампочка» он свидетельствует: «Один заместитель наркома писал в партийное учреждение: "Что мне делать с Сосновским? Не заглянув в святцы, бухает в отвратительные колокола. Он гадит нам всю нашу концессионную политику". Другой нарком писал мне: "…впредь, прежде чем писать подобные вещи, прошу вас запрашивать меня"»[119]. Но, вопреки всем трудностям, репортер добивался поставленной цели: не без его усилий налажен был выпуск лампочек, галош и некоторых других изделий. «В результате галоша стала советской, и даже заграничные буржуа, – с удовлетворением сообщает репортер, – кое-где носят галошу с советским гербом, причем некоторым утешением им может служить то, что они наступают ногами на ненавистный герб и, так сказать, попирают его»[120].

Признали правоту публициста и те, которые громогласно заявляли, что он «бухает в отвратительные колокола», что «портит им всю концессионную политику». В очерке «Русская галоша и русская лампочка» приводится выступление на Всероссийском съезде химиков председателя ВСНХ Богданова, подчеркнувшего, что резиновая промышленность, изжив внутренние организационные трения, сделала громадный скачок и может существовать своими средствами без привлечения иностранного капитала. Подобные свидетельства были чрезвычайно важны, так как борьба за самостоятельное развитие важнейших отраслей промышленности продолжалась.