НА СУШЕ И НА МОРЕ 1965

Вспотели ладони. Он понял, что здесь у него ничего не выйдет, здесь уже нельзя притворяться сильным, как не смог он на пожаре. Просто он всегда, в любом случае хотел только выжить.

Назаров отбросил камень.

И внезапно ему пришло в голову, что, если бы заветная папка была у него, он смог бы оправдаться, хоть частично.

Он сказал бы: «Спасал документы. Да, был страх. Растерялся… Человек ведь…» Если бы папка была у него… Теперь он ни за что не отдал бы ее.

И, повинуясь мучительному, непреодолимому желанию выжить, любой ценой, во что бы то ни стало, он медленно, открыв от напряжения рот, пополз.

Саша лежала с краю. Назаров знал это, он не мог ошибиться. Папка была у нее. Крепко спали Харитон и Карабанов. Саша лежала вниз лицом.

Назаров пошарил вокруг. Папки не было. Он на секунду замер, затаился, распростершись на земле, мучительно соображая, где искать, и вдруг догадался. Под себя положила Саша папку.

Назаров зажмурился, рывком протянул руку, жадно сунул ее под Сашину грудь и вдруг, еще не понимая, что произошло, в диком ужасе отпрянул прочь.

Он зажал рот ладонью, чтобы не закричать, и, поднявшись с земли, попятился в темноту…

Карабанов проснулся сразу, как и заснул. Холодное небо висело над тайгой. Гасли звезды.

Он пошевелил рукой, и это легкое движение отозвалось во всем теле нестерпимой болью. Через полчаса надо вставать. Будет светло, и можно снова идти. Карабанов хотел разбудить Сашу, Харитона, но передумал. Очень тихо лежали они рядом и крепко спали.

Карабанов стал прикидывать, сколько осталось до базы. Хотелось есть. Он лег на живот и надрывно закашлялся. Острая боль разодрала грудь, и от нее на секунду остановилось сердце. И Карабанов вспомнил, что вчера, когда выводил из огня Назарова, ударился в дыму о лиственницу.

А до базы было далеко. Может два, а может, три дня пути, и кто знает, дойдут они до нее или нет. Тайга не умеет шутить…

Карабанов подумал, что смертельно устал от этих бесконечных скитаний, от забот и дум о завтрашнем дне. Почему одни могут жить на месте, жить спокойно, а другие всегда куда-то спешат? Вода и огонь, холод и голод на пути… Те, кто живет спокойно, знают об этом только по книжкам. Они приходят на покоренную землю самыми последними… И он, Карабанов, уходил на новые места, в бездорожье, когда приходили они. Он не любил покоя, а может быть, просто не умел жить устроенно.

Он провел ладонью по лицу. Щеки были жесткие, как наждачная бумага.

— Саша, — сказал он, — слышишь, Саша, вставай.

Саша молчала. И Карабанов не решился ее тревожить и стал ждать солнца.

Он задремал, а когда проснулся, на зубьях тайги лежало желтое, как яичный желток, и наливалось синевой небо. Харитон уже не спал, смотрел в землю, о чем-то думал. Карабанов охнул от натуги, тоже сел и зажмурился. Кружилась голова.

— Буди Сашу, — сказал Харитон, не поворачивая головы. — Пора идти…

— Дойдем ли? — с тоской спросил Карабанов.

Харитон помолчал, потом сказал угрюмо:

— Дойдем…

— Тайга страшная…

Харитон кивнул, стал рассматривать свои ладони.

И тогда Карабанов легонько толкнул Сашу. Плечо у нее было деревянно-твердым и на затылке блестела роса…

Умерла ночью Саша, тихо умерла. Видно, не выдержало сердце.

И не отводя от нее глаз, задыхаясь от отчаяния, Карабанов глухо сказал:

— Подлая собака… Назаров… Слышишь…

Карабанов осекся, охнул и застонал совсем тихо. Назаров молчал.

— Молчишь?.. А как ты ответишь?.. Что ответишь?.. Каким судом тебя?..

Снова молчал Назаров. Харитон положил на плечо руку.

— Не надо, Сергей, — вздрагивая, сказал он. — Будет все… Потом…

Карабанов обхватил колени руками. Бессильная ярость душила его, дрожали крепко сцепленные пальцы. Судорога передернула тело.

Было страшно то, о чем он подумал. Имел ли он право так поступать? От чьего имени?

Он увидел всех, с кем еще вчера спал в одной палатке, с кем делил хлеб. А он, Назаров, убил их своей трусостью, подлостью. Кто за них отомстит?

Карабанов наклонился над телом Саши. Из лохмотьев штормовки торчала книжица стального цвета. Он раскрыл ее. То был военный билет Боева.

Карабанов перелистал страницы. На последнем листке рукой Саши было написано: «Граждане судьи…» Он зажмурился. Саша не простила. Саша первая голосовала «за».

И тогда усилием воли Карабанов вызвал в памяти лица мертвых. Валерка, Нина, Саша, Боев, Жора Дибич… Они умели просто работать… Никогда и ничего не требовали, не искали выгоды… Что останется после них? Чем их вспомнят?

Они обживали землю. Только тропки легли за ними по великой земле, неприметные, слабые. Еще тонкие книжицы с карандашными четкими записями расходов воды в безвестной таежной реке да нивелировочные журналы остались после них, а за всем этим — зной и холод, туманы и дожди, неуют и тоска…

Карабанов представил, как будущим летом загремят в ущелье Айрыка взрывы. Придут проектировщики, строители…

Встанет, перегородит реку плотина. Только немой бетон будет памятником людям, пришедшим на эту землю первыми, покорившим небольшой кусочек тайги и погибшим по вине труса.