Через две недели мы привезли сюда па автомашине длинные бревна-хлысты для постройки пирамиды. Рабочие принялись выдалбливать в твердой кварцевой породе углубления, а я тем временем отправился посмотреть на гнездо, предполагая, что оно уже пусто. Но в нем по-прежнему сидели три птенца, теперь уже не белые, а коричневые. За две недели они успели покрыться перьями. Только на голове еще проступал белый пух. Один орленок, видимо самый сильный, поднялся на ноги. Распустив крылья и издавая шипящие звуки, он уставился на меня своими круглыми немигающими глазами. Смельчак сделал несколько шагов ко мне, но потерял равновесие и упал на грудь. Потом опять поднялся, но силы его покинули, и он неуклюже повалился на бок.
Через месяц мне снова довелось побывать на бугре, птенцов в гнезде не оказалось.
Пункт, построенный на месте орлиного гнезда, мы назвали Карагозом.
Наш небольшой отряд разместился вблизи степной речки. По обеим ее берегам рос высокий камыш. Кошох отряда шестидесятилетний казах Али Турсунбаев, щупленький, с редкой седой бородкой, показывая в сторону зарослей камыша, с опаской сказал:
— Там кабанов много водится.
— Эх, нет ружья, — пожалел старший рабочий Миша Косырев, большеголовый, коренастый юноша. — Вот бы свежей свининки поели! — На его лице появилось мечтательное выражение.
Рано утром пес Пушок, с которым никогда не расставался Миша, громко залаял и бросился в камыши. Через мгновение оттуда раздался пронзительный визг. Мы с Мишей кинулись вслед за собакой. Когда вернулись на пригорок, увидели Пушка, цепко державшего крохотного кабаненка. Я отогнал пса, взял кабаненка за задние ноги, принес к палаткам и посадил в ящик. Кабаненок с остервенением стал грызть его деревянные стенки.
— Мал для него ящик. Надо бы еще что-нибудь приспособить, — в раздумье почесал рыжеватый затылок Миша.
— А давайте выроем ему яму, — предложил кто-то.
— Это идея, — согласился Миша.
Вскоре яма была готова. Мы налили в нее воды, чтобы кабаненку было вольготнее.
— Эй, Борька, иди-ка сюда, — позвал Миша.
Так это имя и закрепилось за кабаненком.
В яме кабаненок сразу же принялся разрывать грязь своим длинным рыльцем, заканчивающимся блестящим, как бы лакированным, пятачком. К миске с кашей, которую мы опустили в яму, он даже не подошел. Зато куски хлеба ел охотно.
Вечером, привязав к шее кабаненка длинную веревку, Миша вывел его на прогулку. Борька со всех ног кинулся к камышам и, разрывая корни, с чавканьем стал их поедать.
Через несколько дней он с удовольствием ел и кашу, и все, что ему давали. Прожорливость кабаненка не имела границ. Из ямы непрерывно слышалось чавканье. А во время прогулок он с такой жадностью набрасывался на корни камыша, будто перед этим голодал несколько суток.
Однажды, проснувшись, по обыкновению, на рассвете, мы обнаружили, что кабаненок исчез. Обшарили все ближайшие кусты, заросли камыша, но Борьки нигде не было.
— Смотрите, смотрите! — вдруг громко воскликнул Миша.
К лагерю стремительно мчался Борька, мотая во все стороны своим хвостиком.
— Тьфу, шайтан, — при виде его обозлился конюх Али.
Как выяснилось, кабаненку ночью удалось выбраться из ямы. Он сразу же опрометью кинулся на кухню и стал там хозяйничать, опрокидывая ведра и кастрюли. Спавший возле печки-времянки конюх проснулся. Увидев, что наделал кабаненок, он схватил лежащий поблизости мешок из-под кизяка и накрыл им Борьку. Затем, сжав его морду руками, чтобы тот не визжал, посадил в мешок и отвез за три километра от лагеря. Но Борька нашел дорогу обратно.
В благодарность за такую верность мы перестали его сажать в яму и привязывать. Кабаненок теперь обычно вертелся на кухне, что-нибудь выпрашивая, или бродил в камышах возле лагеря.
Сидя как-то в палатке за планшетом, я услышал совсем рядом звук ружейного выстрела. Встревоженный, я выбежал из палатки и увидел двух всадников и… неподвижного Борьку, лежавшего на боку.
— Ну и ну, у вас кабаны под носом водятся, а вы и не видите, — сказал один из всадников.
Я с горечью сказал:
— Вы нашего питомца убили.
Всадники переглянулись. Они были очень смущены, тронули коней и скрылись в камышах.
Все уже было подготовлено к выезду с главной базы экспедиции: получены палатки, продукты, топографический инструмент. Мы сложили все это возле конторы, ожидая с минуты на минуту машину.
Солнце жгло немилосердно.
Вдруг мы увидели худенькую девочку лет семи, которая вела по пыльной дороге маленького пестрого утенка отайку, привязанного веревочкой за шею. И у девочки, и у птенца был измученный вид.
— Ты чего привязала утенка за веревку, что это собака, что ли? — возмутился реечник моего отряда Валерий.
Девочка откинула с потного лба прядь волос:
— А он убежать может.
— Ты совсем замучила его. Гляди, он еле дышит.