НА СУШЕ И НА МОРЕ 1965

Нелегко было рассказать, почему он стал лавиноведом. Крестовников находился в возрасте, когда юность уже кажется далекой, но еще не привлекает, как людей пожилых. В памяти его студенческая пора поблекла; зато отчетливо, в мельчайших подробностях сохранились перипетии сложной борьбы, которую он вел последние годы.

Едва получив диплом, Крестовников принялся за диссертацию «Противолавинная служба». Защита прошла блестяще. Оппоненты особенно выделяли практическую ценность труда молодого ученого. Окрыленный успехом, он стал добиваться ассигнований на организацию опытной станции лавинного прогноза.

Предложение его не встретило ожидаемой поддержки. Разработка методов противолавинного прогноза — несомненная удача молодого ученого. Но станция!.. Это дело хозяйственных организаций.

Крестовников обратился к хозяйственникам. Его выслушивали внимательно, но с ответом не спешили. Зачем брать на шею обузу, не предусмотренную планом? Будет ли прок от такой станции, никто наверняка не знает. А если нет?..

Хуже всего было то, что Крестовникову не отказывали. Все говорили о ценности его предложения, просили более доказательно обосновать возможность лавинного прогноза. «Более доказательно»! Какие это резиновые слова!

Работая в университетской лаборатории, Крестовников вел наблюдение над тремя горными районами. За минувшие годы он восемь раз предупреждал о лавинной опасности. Все эти лавины сошли на пастбища, горные дороги. Один лишь раз он вмешался в действительно серьезное дело: принял бой с начальником будущего комбината…

И тут сердечное сочувствие Люси исчезло. Она оказалась в крайне фальшивом положении. Сейчас Крестовников заговорит об отце, станет осуждать его. Нельзя было допускать этого.

— Знаю, знаю, — перебила она. — Мне кажется, что вы с отцом похожи… на два одинаковых портрета, только в разных рамах.

— С отцом? — растерянно переспросил Крестовников. Он снял очки. Излишне старательно протер стекла. Странно, что ему раньше не пришло в голову, что Люся имеет какое-то отношение к его недругу. Слишком уж не походила она на облик Самохина, сложившийся в представлении Крестовникова. — Такое совпадение! Я считал вас просто однофамилицей.

С этого дня отношение его к Люсе заметно изменилось. Крестовников не сторонился ее, по-прежнему называл по имени. А вот простота в общении исчезла. Исчезло и дружелюбие.

Обидное превращение Крестовникова из внимательного и доброго старшего товарища в человека, способного оттолкнуть и даже обидеть другого, еще больше усилилось, когда он пришел преподавать на четвертый курс. Он не только не выделял Люсю, даже, казалось, не замечал ее, а принимая зачеты, останавливал, не дослушав до конца, и лишь легким кивком показывал, что удовлетворен ответом.

Так было в университете. Но в поселке… Не ожидала Люся, что Крестовников откажется от ее помощи. Перед нею все еще стояло удивленное лицо Крестовникова с чуть приподнятыми тонкими бровями. Как он произнес: «Разговор о справедливых и несправедливых преподавателях очень стар!» Это называется «одернуть студентку». А ведь Люся знала, что учащиеся для Крестовникова были младшими товарищами, помнила его слова, что он в каждом студенте видит «будущего Шокальского или Семенова-Тян-Шанского». А еще чаще вспоминала Люся походы в горы, как Крестовников дежурил костровым, рубил дрова, носил из речки воду и вместе с ребятами распевал туристские песни-самоделки.

2

Самохин долго не мог отвести взгляда от удаляющегося тягача.

Вывела его из оцепенения Фетисова.

— Дети собраны, — сказала она.

Самохин вопросительно посмотрел на Шихова.

— Мои люди готовы, — ответил Шихов. — Где ваши машины? И, словно отвечая ему, вдалеке зародился глухой рокот.

Разваливая перед собой пушистые снежные усы, из проулка появился тягач, потом второй. За ними двигались крытые грузовики.

Шихов легко поднялся на танк и скрылся в люке. Мотор глухо заворчал. Танк в голове колонны направился к клубу.

Когда Самохин подошел к клубу, посадка ребят в грузовики заканчивалась. Матери торопливо помогали ребятам подняться по лесенке, совали им в руки узелки, сумки.

— Все сели? — спросила Фетисова и подняла руку: — Поехали!

Танк, медленно переваливая сверкающие траки, свернул на шоссе. За ним двинулись оба тягача, автомашины, женщины. На шоссе матери, увязая в снегу, ускорили шаг.

Фетисова забралась с крыльца на грузного рыжего коня. Придерживаясь обеими руками за луку седла, она рысью догоняла колонну.

За поселком крутой утес прижал шоссе к речке. Справа от него темнел окаймляющий берег Тулвы голый ивняк, слева поднималась почти отвесная каменная стена, кое-где припорошенная снежком.

Широкие гусеницы танка легко приминали рыхлые сугробы. Двигался он осторожно, так как местами шоссе приходилось угадывать под снегом.

Высокая снежная гряда пересекла дорогу.

— Начинается! — водитель взялся за рычаг.

Танк задержался у гряды, словно всматриваясь в противника, оценивая его силы, и с нарастающим грозным рычанием врезался в крутой склон.

Шихов закрыл люк. В машине стало темно. Тускло светили лампочки приборов.