НА СУШЕ И НА МОРЕ 1966

Иногда порывы ветра налетали откуда-то сзади. Тогда резкий холод прохватывал их до костей. Эчай наломала палок, веток с соседних елок. Палки приладила к большому суку, на них набросала веток, а сушняк кинула в огонь. Получилось укрытие, которое сберегало тепло и защищало от ветра. Это им так понравилось, что они вдвоем принялись за устройство шалаша из еловых веток. Кое-где подрезали, раздвинули, стало просторнее, Олесь мог стоя греться у огня. Потом они сели между большими корнями ели и заснули. Только изредка просыпалась Эчай, чтобы подбросить в огонь дров.

Всю ночь бушевала буря.

За ночь ветер переменился. Хлестал косой дождь, мелкие брызги долетали и до детей. Утром они наскоро сделали еще одну стенку. Эчай очень понравилось их убежище, и она сказала:

— Олесь, давай сделаем дом, как у бабушки.

Олесь ответил:

— Я хочу есть.

Она отдала брату оставшиеся корки и кости, а сама принялась за постройку дома. Она хотела посидеть в тепле, чтобы починить добытыми вчера тряпочками одежду свою и Олеся. Когда будет починена одежда, они отправятся дальше и будут идти до тех пор, пока снежный покров не окутает землю.

Так она решила и принялась за дело: приносила толстые палки, ломала сухие деревца и, срезав с них ветки, делала отличные жердочки для стен. Скоро и Олесь принялся за работу. Тремя большими рогатинами они подперли основной сук, чтобы он не мотался от ветра, потом положили на него жердочки, получился шалаш. В середине крыши они оставили отверстие — дымоход. Под толстым суком у них был вход, а против него в корнях — отверстие для тяги воздуха.

В шалаше все время горел огонь, они забегали внутрь и грелись, когда коченели руки и ноги. К вечеру крыша была обложена берестой, еловой корой и толстым слоем мха, а сверху и землей и, кроме того, еще еловыми ветками, чтобы по ним лучше стекали капли дождя. Конец большого сука они срезали.

Конечно, домик их не совсем-то был похож на бабушкину вежу, и дверь у них не закрывалась, в нее врывался холодный ветер. И все-таки, когда вечером они забрались внутрь дома, им было очень уютно в нем. Обсосав последние корки хлеба, они напились ягодного супа и весь вечер сидели у огня, наслаждаясь теплом.

Эчай развеселилась и представила, будто она бабушка, ходит по веже на кривых ножках. Олесь зажал ртом какую-то тряпку вместо бороды и застыл, как черный Кархо, а глазенки его блестели, как у веселого мышонка.

Потом Эчай села у костра шить, Олесь уселся против нее и смотрел, как одна за другой исчезали дырки на его рваном пиджаке. Переворачивая его и так и этак, Эчай запустила руку в дыру кармана и вдруг вытащила что-то жесткое; Это был моток сухожилий и силков. Если бы это были нитки, они пригодились бы теперь, но силья были слишком грубы для шитья. Они упали бы в огонь, не схвати их Олесь вовремя. Распустив клубок, он выбежал на улицу.

— Олесь! Ты куда?

— Молчи, Эчай! Я заметил хорошие кустики там, где мы драли мох.

Его долго не было. Наконец Олесь, весь покрытый снегом, влез в шалаш.

— Эчай, на улице мороз и настоящий снег, смотри! — И Олесь начал стряхивать с себя хлопья крупного снега.

Зима

Значит, наступила зима. Это было страшно. Зима! Нельзя им никуда идти. Здесь им жить, пока не умрут они от голода. Они замерзнут тут, и больше ничего. Такие мысли мелькнули в сознании Эчай. Но было тепло, хотелось есть. Олесь свернулся калачиком и уснул. Чинить платье было так приятно, что Эчай не стала размышлять о будущем.

Рано утром Олесь опять убежал. На его починенном пиджаке ярко рдела заплатка из Красного сукна.

Утро выдалось морозное. Снег весело хрустел под ногами. Олесь бежал к небольшому холму с кустиками ивняка и березы.

Он осмотрел все пять сильев и в последнем нашел куропатку. Серая, с уже побелевшими боками и грудью, птица лежала, чуть присыпанная снегом. Олесь вынул добычу из петли, насторожил силок и, окрыленный удачей, побежал домой. Но сначала он побывал на огнище чума. Откопал там брошенный три дня назад пучок оленьих сухожилий и тогда уже вприскочку помчался к Эчай. Но не доходя нескольких шагов до шалаша, остановился и медленным, спокойным шагом приблизился к нему. Вошел в жилище с таким равнодушным видом, словно ничего и не случилось. Он небрежно бросил добычу в угол, а сам, усевшись у костра, начал вить силки.

Эчай ахнула, увидев куропатку. Удивительно, как это Олесь, такой маленький, сумел поймать птицу! Но Олесь был занят работой и не слушал сестру. Кончив дело, опять убежал в лес, а когда возвратился, две куропаткиных лапки уже торчали из кипящего котелка, словно ожидая, чтобы их вынули из аппетитного навара. Эчай, казалось, не замечала, что суп давно уже поспел. Сдвинув брови, наморщив лоб, как бабушка, она быстро связывала из ниточек какие-то петли.

— Вот, Олесь, на тебе силья. Посмотри, крепки ли они?

Олесь намотал петли на руки и несильно дернул. Жилки не поддались. Рванул сильнее — жилки не выдержали.

— Откуда ты взяла эти силья?