НА СУШЕ И НА МОРЕ 1966

Грэг завилял хвостом, давая понять, что надо скорее подняться наверх. Я помчался по лестнице, а Грэг за мной. Влетел я в комнату, а там словно ураган пронесся. Ящики письменного стола выдвинуты, дверцы распахнуты, мебель поломана. Вошел в спальню, и здесь меня чуть кондрашка не хватил. На моей кровати валяется чье-то тело.

«Еще один покойник», — подумал я, но сразу успокоился. На моей постели удобно разлеглась вдова с фиолетовыми глазами. Спокойно покуривает сигарету, а рядом на столике недопитый стакан «Бурбона».

— Привет, красавчик, — говорит она, пустив колечко дыма. — Я тебя ждала.

В ответ я схватил ее за ногу и сдернул с кровати. Она сразу пустила слезу.

— Поплачь, — говорю. — Это очень полезно. А когда устанешь, то мы с тобой побеседуем.

А сам пошел в гостиную. Вижу, Грэг приводит комнату в порядок. Налил ему «Бурбона», и он сразу возликовал. Я тоже немного подкрепился.

— Ты хорошо поработал, — говорю. — А теперь брось возиться. Есть дело поважнее. Нужно разыскать типа с одним ухом.

Я показал Грэгу ухо, он пару раз тявкнул и полетел вниз. Только он скрылся за дверью, вошла блондиночка.

— Выкладывай, — говорю. — Но только правду, всю правду. И не вздумай комедию ломать, у меня на вранье нюх просто собачий.

Она подходит совсем близко и опускает ресницы.

— Я не знала, куда деться, и вот пришла сюда. Мне страшно.

Я посмотрел ей прямо в глаза, и она выдержала мой взгляд.

— Рассказывай все по порядку, — говорю.

Я усадил ее рядом на диван и сунул ей стакан «Бурбона».

— Толстяк Доменико шантажировал моего мужа.

— Тебе-то откуда это известно?

— Я точно знаю. Навела справки.

Она шмыгнула носом, и я понял, что все врет, зараза. Но решил послушать ее басни.

— Когда я это обнаружила, было уже поздно. В то утро, вернувшись домой и найдя Дана мертвым, я подумала, что его убил толстяк Доменико и решила донести на него.

— Когда ты приняла столь мудрое решение? — спрашиваю.

— В половине восьмого утра, едва я вернулась домой.

— А спустя четыре часа ты так и не позвонила в полицию, — говорю.

— Толстяк Доменико прятался в моей спальне. Он ждал меня.

— А дальше? — спрашиваю.

— Он сказал, что своими глазами видел, как Дан застрелился. Едва только Доменико ушел, я схватила пистолет, бросила его в унитаз, сунула горящую сигарету Дану в пальцы, снова поднялась к себе и стала одеваться. В этот момент явился ты.

— А теперь, — говорю, — начни сначала. Учти, что пистолет я не в унитазе отыскал, а отобрал у той гориллы с желтыми глазами! Как это объяснить?

— Не знаю, — пробормотала она вся в слезах. — Толстяк Доменико явился в «Морено» и сказал, что Дан застрелился. Когда я вернулась домой, пистолета уже не было. Может, его прихватил тот тип.

— Это уже малость походит на истину, — говорю. — Так, значит, ты снюхалась с толстяком Доменико.

Она вцепилась в лацканы моего пиджака.

— Нет, — говорит, — клянусь тебе, нет. Он вымогатель, убийца. Я не поверила, что Дан застрелился. Во всем виновата я, одна я!

Она стала всхлипывать, уткнувшись головой в подушку, а я решил размять ноги.

Прохаживаясь себе взад и вперед, жду, пока она успокоится. Понемногу она утихла. Встала, поправила прическу, подкрасилась.

«В ее рассказе много темных мест, но главное — проявить выдержку. Пусть сначала подкрепит силы». Налил ей бокал «Бурбона», и она осушила его одним глотком.

Вдовушка ласково улыбнулась мне.

— Ну как, лучше стало? — спрашиваю.

— О, да! — Она пригладила платье, посмотрелась в зеркало.

— В этой комнате кто-то рылся в твое отсутствие. Что он тут искал? — спрашивает она.

— Понятия не имею.

Она огляделась.

«Сдается мне, что и она тут шарила до моего прихода». Красотка подошла к холодильнику и открыла его.

— Я ужасно проголодалась, — говорит.

Я похолодел от ужаса. Она взяла тарелку с ветчиной и поставила на стол. А под ветчиной лежат пятьсот тысяч!

Но тут красотка досадливо поморщилась.

— Вареная ветчина. Какая досада! Я ее не люблю.

— В холодильнике есть и копченая, — говорю я как можно спокойнее.

Блондинка лезет в холодильник и вытаскивает большой кусок копченой ветчины.

— Это уже лучше, — говорит. Затем кладет обратно в холодильник тарелку с вареной ветчиной и начинает готовить себе бутерброд.

Неужели она ищет мои деньги? Не успел я хорошенько над этим подумать, как зазвонил телефон. Я подскочил, схватил трубку.

— Это ты, Яко?

Тысяча чертей, это она. Ее бархатный голосок из ушей плавно течет вниз, в самые коленки.

— Дуарда! — кричу.

— О, Яко! Я жду тебя целый день. Ты, верно, забыл обо мне.

— Прости, моя дорогая, — отвечаю. — Я ни на миг не забывал о тебе. Я лишь забыл твой адрес. И с утра ищу тебя.

— Яко! Но ведь я сама записала его в твой блокнот.

У меня язык прилип к гортани. Я хлопнул себя по лбу трубкой.

— Я полный кретин, дорогая.

Слышу, будто жемчужные бусинки зашелестели. О, как она смеется, мое сокровище!

— Приходи поскорее, — говорит и вешает трубку.

Я пошарил в карманах, нашел записную книжку, открыл ее. На первой же странице помадой записан адрес: «Торре-бруна, кв. 611». Я понюхал: цикламен. Спрятал книжку в карман, надел шляпу и ходу.