На суше и на море. 1967-68. Выпуск 08

— Ну хватит! Неужели вы думаете, я допущу, чтобы вы еще хотя бы минуту таскали с собой этих бедняг? Они и так уж полумертвы от голода! Чего доброго, вы еще отдадите их такому человеку, который не будет их досыта кормить! Они останутся здесь! Вот вам за труды по доставке и за ту рыбу, которую вы им покупали. Это все, можете идти!

Тем временем мадемуазель Эмма открыла корзину, мы выбрались на волю и снова могли двигаться. Это было так хорошо! Доктор осторожно ощупал наши крылья и лапы.

— Вам повезло, — сказал он африканцам, — у них все цело. А то бы я вам задал! — Затем, обернувшись к мадемуазель Эмме, продолжал: — По-видимому, нам придется кормить их несколько месяцев. Это будет нелегко. Сухой сезон на исходе, и, как только вода в реке поднимется, с рыбой станет туго. Но в конце концов они улетят, и мы от них избавимся. Страшно подумать, сколько рыбы мы изведем на этих обжор!

Вскоре подошли еще несколько сестер, и среди них одна, которую звали докторшей. Взглянув на нас, она воскликнула:

— Просто удивительно, до чего глупый у них вид! Но они милашки, у них такие кругленькие, пушистенькие заднюшки!

Каждому хотелось взять нас на руки и поласкать, но тут впервые в жизни мы стали отбиваться, тюкая клювами во все стороны.

— Первым делом надо построить для них дом, — сказал доктор. — На это уйдет целых полдня, а у меня так много работы.

Он позвал Джорджа, местного плотника, и вдвоем они стали отбирать рифленое железо и планки, чтобы построить нам убежище между сваями, на которых стоял дом.

— Их надо укрыть от ветра, тогда они не будут мерзнуть по ночам, — объяснил он мадемуазель Эмме.

Он работал внизу под домом весь остаток дня, ползая между сваями и открыто проявляя свое недовольство свалившейся на него внеурочной работой. Я тогда еще совсем не знал людей, и мне казалось очень странным, как это такой добрый человек может столько ворчать.

Видя, с каким увлечением доктор и его помощник орудуют молотком и пилой, зеваки мало-помалу разошлись по своим делам.

— На днях я приду фотографировать их, — уходя, сказала докторша.

Мадемуазель Эмма тоже ушла, но через несколько минут вернулась с рыбой и стала совать ее в наши клювы. Какая это была радость для умирающих от голода существ вроде нас! Когда вся мелкая рыбешка кончилась, она сказала доктору:

— Они еще не наелись, а у нас ничего больше нет, только несколько больших карпов. Но им ни за что их не проглотить!

— А вы попробуйте, — отозвался из-под дома доктор. — Может статься, вы увидите чудо.

И мы действительно разделались с большими карпами. Чтобы помочь нам проглотить, наши клювы поливали водой. Это была чудесная перемена после всех страстей, каких мы натерпелись за время пути.

К закату наш приют под домом был готов. Нам сделали мягкое ложе из сухих листьев, и мы уютно устроились на нем. Со всех сторон приют защищала сетка, которую доктор и мадемуазель Эмма специально нашли для нас. Самое главное, как сказал доктор, чтобы никто нас не трогал, не повредил крыльев. Если со временем мы не сможем от них улететь, придется каждый день кормить нас рыбой в течение многих лет!

— Боже упаси! — воскликнула мадемуазель Эмма.

Мне было немножко досадно, что они с самого начала так торопятся сбыть нас с рук. Но как-никак у них были более похвальные намерения, чем у тех двоих, и я успокоился. Нам было хорошо, и мы задремали, набираясь новых сил. На рассвете мы проснулись от лая собак, писка цыплят, гогота гусей и урчанья в собственных животах. Нас выпустили в загон, который располагался как раз напротив комнаты доктора и был осенен чудесной тенью пальм и манговых деревьев. Туда нам принесли деревянный чан с водой и рыбу, которую доктор и мадемуазель Эмма поделили между нами. Так как им пришлось проталкивать рыбу в наши клювы, они вскоре исцарапали в кровь все руки.

— Если б только они умели есть сами, — ворчал доктор.

Чтобы научиться этому, потребовалось целых три недели; мы наловчились подхватывать на лету рыбу, которую нам бросали.

С наступлением сезона дождей вода в реке начала подниматься, и рыба почти совсем исчезла. Отошли наши золотые денечки! «Бедняги!» — говорил доктор после наших скудных трапез. Когда рыбак приходил с реки, я не раз слышал, как доктор говорил мадемуазель Эмме:

— Не надо готовить сегодня рыбу к столу. Отдайте ее всю пеликанам. Они нуждаются в ней больше, чем мы.

И она охотно исполняла его распоряжение.

Помнится, как-то утром, когда нас выпустили из курятника, пришла докторша с черной коробочкой и сказала: «Нет, мне действительно надо их заснять». После нескольких попыток ей удалось пробраться в загон, и она хлопотала вокруг нас в отдалении, боясь, как бы мы ее не клюнули.

Так как я был самым младшим, а также, не скрою, самым слабым, я считался любимцем доктора и мадемуазель Эммы. Братья всегда норовили съесть мою рыбу. Во время кормежки они клевали меня, чтобы я выпустил свою долю. Доктор и мадемуазель Эмма защищали меня, и я был этому рад.