На суше и на море. 1967-68. Выпуск 08

Со мной случилось то же самое, что и с обезьянами, выросшими при больнице. Когда они выросли настолько, чтобы уметь самим позаботиться о себе, несколько мальчиков в сопровождении сестер отнесли нежных животных в глубину леса и отпустили их там на волю. После этого сестры в слезах вернулись домой, но… нашли обезьянок у себя под верандой. В конце концов обезьяны стали невыносимой обузой, и избавиться от них удалось не иначе, как переправив их на другой берег реки в удаленном от больницы месте. Доктор утешал сестер тем, что, дескать, животные, научатся ценить свободу и полюбят новый образ жизни больше старого.

Что касается меня, то я дал себе клятву: доктору будет не так легко сбыть меня с рук. Уж я-то знаю, где мне будет лучше.

Меня больше устраивает остаться здесь. Если в течение дня наш рыбак не лодырничал, вечером мне всегда перепадет на кухне одна-две рыбины. Это вдобавок к тому, что я добуду сам. Таким образом, проблема питания решена, и у меня будет куда меньше забот, чем у пеликанов, живущих на реках и озерах. И вообще я до того привык к шуму и суете в загоне и на больничной территории, что не испытываю ни малейшего желания прозябать на каких-то забытых богом озерах и болотах.

Пеликанихи не раз предлагали мне расстаться с больницей и создать семью где-нибудь на дереве. Но я никогда не распускался и оставался при своем. Не завидую я докторскому попугаю Кудеку, который имел глупость под старость попасться в сети попугаихи. Он умахал за ней, прожив много лет в больнице, как у себя дома. Разумеется, он был волен изменить свою жизнь, как ему хотелось. Теперь он живет с женой в дупле дерева на болоте. Бывало, он сидел за обедом на спинке стула хозяина и получал свою долю от всего, что подавалось на стол, а теперь сам собирает какие-то жалкие орехи с кокосовых пальм. И что хорошего он нашел в такой жизни, не говоря уже о том, что он очень огорчил доктора своим необъяснимым побегом?

Итак, я не позволил им от меня избавиться. Ну а сейчас, мне кажется, они и сами не захотят со мною расстаться. Если бы я улетел, им стало бы скучно без меня.

Мало-помалу я сделался довольно важным лицом в округе. Правда, бывали случаи, пеликаны живали тут и раньше, одни временно, другие постоянно. Но я среди них единственный в своем роде. Никто не смеет оспаривать мое положение. Однажды, давным-давно, на мои права покушался один чужак, невесть откуда взявшийся бродяга, который даже не был потомком больничных пеликанов. Когда кончился сухой сезон, все пеликаны улетели, а он остался. Из-за хохолка на затылке его прозвали Профессором. Так вот, Профессор зарился на мое место. Когда доктор спускался к реке, он шел за ним следом. Несколько раз он имел наглость явиться вечером на кухню за рыбой. Однажды доктор отдал Профессору единственную рыбину, которая у него была, а меня угостил красноречивой проповедью о братстве. Мои тумаки давно бы привели в чувство этого так называемого брата, если б только доктор не расточал на него свою доброту, которой тот вовсе не заслуживал.

Другие пеликаны оказались порядочнее и даже не помышляли о том, чтобы сравняться со мной. Это было бы чистейшим безумием. Я единственный в округе имею право носить титул «Докторский пеликан». Когда я отправляюсь на прогулку и присаживаюсь отдохнуть на берегу реки или на каком-нибудь озере в окрестностях деревни, дети кричат: «Смотрите-ка, вон Докторский пеликан!» — и следуют за мной почетным эскортом. Her, поистине никакой другой пеликан не смеет равняться со мной.

Так, лишь мимоходом упомяну о глупом, драчливом белом гусаке, который одно время хотел примазаться к моей славе и повсюду ходил бок о бок со мною. Повторения ему уже больше не захочется. Когда он с двумя своими дружками, распластав крылья, летит вниз к реке, он избегает приземляться поблизости от меня и плавать в моих водах. Я маленько поучил его скромности.

У меня хорошие отношения с козами и овцами. Большой баран — мой друг. Зато с собаками все обстоит иначе. Тут мне нечем особенно похвастаться. Когда я возвращаюсь вечером ко двору, они, как правило, оставляют меня в покое. Но иногда на меня готова напуститься вся свора. Если мне удается приткнуться задом к дереву и обеспечить свой тыл, я могу удерживать их на почтительном расстоянии с помощью клюва. Если же защититься таким образом нельзя, тогда беги со всех ног. Не одну гнусную шутку сыграли со мной собаки, когда я переходил с места на место.