На суше и на море - 1969

Убитую акулу (она весила килограммов семьсот) на буксире потащили в порт. Дельфиненок сначала был обескуражен. Казалось, внезапную перемену в поведении акулы он находил странной. Так охотно согласилась с ним играть и вдруг сразу затихла. Потом малыш всполошился. Тыкаясь носом в громадную рыбину, начал выталкивать ее голову из воды, как это делают дельфины, помогая друг другу в трудную минуту, чтобы дать пострадавшему сородичу возможность дышать.

В порту акулу подняли на пирс. Оставшись один, дельфиненок долго метался по бухте. С пирса ему бросали рыбу, но он не обращал на нее внимания. Ему хотелось найти акулу. Дельфиненок то кружил вокруг ставшей на прикол «Каталины», то нырял под пирс, то снова носился по бухте.

Утром рыбаки опять выходили в море. Дельфиненок был тут как тут. Вероятно, он не покидал бухту всю ночь.

Удивительнее всего то, что малыш уже знал «Каталину». По заливу шли рядом три лодки, все в общем одинаковые, но Бэби (так его окрестили в то утро) плыл именно за «Каталиной». Он не отходил от нее весь день. А вечером, когда она возвращалась в порт, вдруг вырвался вперед. Словно приглашал рыбаков идти за ним. Он вел их к причалу, точно к тому месту, где они вчера останавливались.

На следующий день все повторилось. Бэби не расставался с «Каталиной» два летних месяца.

С наступлением осенних холодов рыбаки выволокли свои лодки на берег. Без «Каталины» дельфиненку было скучно, и он подружился с лоцманским катером, который и осенью, и зимой выходил в море встречать корабли, идущие в Порт-Стэнли. Через несколько месяцев Бэби так поднаторел в лоцманском деле, что вскоре и сам стал заправским «лоцманом».

Фолклендские, или Малуинские, острова лежат в двухстах шестидесяти милях восточнее атлантической горловины Магелланова пролива, между 51-м и 53-м градусами южной широты. В северном полушарии это параллели Лондона, Курска и Воронежа. Но нет здесь ничего, что напоминало бы природу Англии или средней полосы России. Омытые холодным субантарктическим течением, берега Восточного Фолкленда, самого большого из двухсот островов архипелага, с моря кажутся голой каменистой пустыней. Даже когда светит солнце, над грязно-бурой холмистой землей висит вязкий туман. В непроглядной дали, возвышаясь над клубами низко ползущих туч, расплывчато виднеется скалистая громада горы Асборн. Ее вершина поднята над уровнем моря метров на семьсот. Когда-то это был вулкан, потом ветер и дождь превратили вулканический конус в бесформенную груду камня.

Фолкленды, — пожалуй, одно из самых дождливых и сумрачных мест на земле. Летом дожди моросящие, нудные, в остальное время года — проливные, с градом и оледеневшим снегом. На островах не бывает больших морозов, но нет и настоящего тепла. В середине лета температура воздуха плюс 10–12 градусов, а зимой ртутный столбик чаще всего держится на нуле. Солнце выходит из-за туч лишь изредка. Нам просто повезло, что мы увидели Восточный Фолкленд в солнечную погоду.

Пока корабль, следуя за дельфином, медленно шел узким рукавом залива Баркли, на голых берегах мы не видели никаких признаков человека. Гогочущее, свистящее, каркающее царство морских птиц. Хищные кормораны, гуси, утки, буревестники… Над нашими мачтами, словно привороженный, кружил одинокий альбатрос — величавая птица, будто облитая светло-коричневой эмалью.

Поворот, еще поворот… Неожиданно на лобастом каменном мыску появилась старинная береговая пушка. Ржавое жерло нацелено прямо на корабль. Невольно становится не по себе. И недоумение: откуда она взялась на птичьем-то базаре?

Наконец за длинной песчаной косой залив распахнулся — бухта. Как тихое продолговатое озеро. Впереди, чуть правее курса, — полузатопленный трехмачтовый барк. Обломленные реи, висячие обрывки такелажа, прогнивший, с побитыми бортами корпус. Но все же это был барк… Месяц назад мы заходили в Пунта-Аренас, чилийский порт в Магеллановом проливе. В гавани там стояли на мертвых якорях барки, клиперы, бригантины. Построенные еще в прошлом веке, они были в таком же запущенном состоянии, как и этот барк на рейде Порт-Стэнли. И все же трудно было оторвать от них взгляд. Дивные видения вставали передо мной. Безбрежный голубой океан, белые паруса, пенный след за кормой… Крылья грез несли меня к тем славным дням, когда парусный флот был владыкой морей и океанов. И вот теперь, в заливе Баркли, я переживал то же волнение. Снова я вижу полные ветра паруса барков, клиперов, бригантин…

А вы, что без конца всю жизнь
Из года в год
Руинам и вещам вести привыкли счет,
Что знаете о нас, которым с детских лет
Дороги озарил жемчужный звездный свет?

Метрах в двухстах от полузатопленного барка стояли ярко расцвеченные прогулочные яхты. В бухте, где в последний раз отдал свои якоря старый барк, эти пластмассовые красотки казались досадным недоразумением.