На суше и на море. 1971. Выпуск 11

— Я сейчас дело говорить буду, Сонаре отцу говорить буду.

— Может быть, завтра выпьете, когда договоритесь?

— Нет, — запротестовал Вау, — старик говорит — совсем выпить хочется.

Я плюнул и разрешил Вау утащить последнюю заветную половину бутылки.

Утром Вау заявился, когда мы завтракали.

— Ну что? — спросил я, как только он сел к столу.

— Четома-няга, — ответил Вау, сияя, — четырежды хорошо!

— Что хорошо?

— Сонаре говорит, пускай Ауда помоложе девку возьмет. Ведь он совсем молодой.

— Что она, замуж не хочет, что ли?

— Маленько-то хочет. За меня идти хочет.

Это было ни с чем не сообразно. Я и представить себе не мог, как появлюсь на глаза Фанде и Фадоптэ.

— Бойку, — обратился я к Кабюре, — пускай мне оленей соберут. Я к Биля аргишить буду. Там погостюю.

Мне казалось, что за неделю страсти поутихнут, и можно будет вернуться.

Ауда с надеждой глянул на меня и заявил:

— Я, однако, тоже к Биля аргишить буду.

— Кумосы! — восхитился Вау. — Я тоже у Биля век не был. Я тоже вместе с вами аргишить буду.

Вау ехал и пел.

— Сначала грудь — источник наслаждения для мужчины. Потом грудь — источник питания для ребенка. А после грудь — одна беда для старухи. Думает старуха: зачем мне грудь? Что толку от нее?

Вау горланил на всю тундру. Он был горд. Он был счастлив.

— Замолчи! — наконец рявкнул на него Ауда. — Замолчи, лончак глупый.

Он ревновал.

— Ты же не хотел жениться, — заметил я Ауде.

— А теперь захотел, — буркнул Ауда.

Вау помолчал и после некоторой паузы рассудительно заметил:

— Всегда лучше самому свататься…

— Нгандакаичу’о, безмозглый, — снова рявкнул Ауда, чувствуя, что Вау ему не прошибить, — лончак!

Лончак — это годовалый олень-самец, который проявляет во время гона крайнюю активность. И в основном без толку. Ауде очень хотелось обидеть Вау.

Вау встал на колени на нарте и низко поклонился Ауде.

Я поравнялся с его санками и крепко стукнул хореем по согнутой спине. Вау захохотал и рванул упряжку вперед.

— Давай закурим заветные, — сказал я Ауде и вытащил из нагрудного кармана неприкосновенную пачку московских сигарет.

Ауда смотрел на меня как лемминг на собаку. Потом он сорвал капюшон, потряс головой, вытер лицо снегом, зачерпнув его ладонью. Посмотрел на меня уже трезвыми глазами и рассмеялся. Он перехватил поудобнее хорей, искусно, как опытный биллиардист кием, стукнул своего передового и оставил нас далеко позади.

Об авторе

Симченко Юрий Борисович. Родился в 1935 году в Москве. Окончил Историко-архивный институт и учился на историческом факультете МГУ. Кандидат исторических наук, этнограф, работает в Институте этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР. С 1961 года занимается изучением этнографии коренного населения народов Крайнего Севера. Совершил ряд экспедиций на Чукотку, в низовья Колымы, Индигирки и Яны, на Таймыр, Ямал, Канинский и Кольский полуострова. Автор ряда научных и научно-популярных работ. В настоящее время работает над научно-популярной книгой об аборигенах тундровой зоны Старого Света: «Сага о коротконосых, или житие святого Мухунды». В сборнике публикуется впервые.

Б. Иорданишвили

ЧЕРЕЗ ЛЕДЯНЫЕ ПУСТЫНИ ГРУМАНТА

Очерк

Заставка Ю. Коннова

Фото автора

…Если, превратившись в птицу, пристроиться к чайкам, рано поутру закладывающим прощальный круг над суетой Мурманского торгового порта и берущим курс на север, то уже часа через два в правое крыло ударит холодный всток^[12] с Кильдина острова, а левое быстро просолится остывшей за многие тысячи миль пути водяной пылью Гольфстрима. К вечеру, обогнав три-четыре сейнера на серо-зеленом просторе Баренцева моря, шумная ватага сядет переночевать на волны неподалеку от скал Медвежьего острова. Лишь только пелена розоватого тумана поднимется под потеплевшими лучами солнца, снова отправятся чайки в путь. И уже поздним вечером над заштилевшим внезапно морем возникнут вдали черные горы, уходящие под низкие облака, и бело-голубые ледники, сползающие с их крутых плеч прямо в воду. Шпицберген, Грумант, Свальбард — архипелаг на южной границе вечных плавучих льдов, околыш арктической шапки нашей планеты…

Уходящая в глубь веков поморская история не оставила нам года, когда малые, но добротные лодьи после долгих скитаний по студеному морю увидели за фонтанами китовых стад белые вершины неведомой земли. Семейные предания древнейшего поморского рода Старостиных повествуют о «плаваниях по на Груланд» еще до основания Соловецкого монастыря, то есть до 1435 года. Тогда думали первооткрыватели, что земля эта, сказочно богатая у берегов своих рыбой и морским зверем, есть часть Гренландии. Отсюда и название — «Груланд», «Грумант». Однако история часто несправедлива к первооткрывателям.