Вглядевшись в клокочущие волны, я увидел Пикара и некоторых других моряков, барахтающихся между скал. Держась за обломки, они, видимо, напрягали все силы, чтобы достичь берега. Многие уже были совсем близко — в пятнадцати — двадцати ярдах от меня. Я осторожно спустился вниз и ловко поймал прибитый волной конец, думая бросить его товарищам, но набегающий вал заставил меня вновь подняться на скалу как можно выше. Когда вал, рассыпая миллионы брызг, отпрянул, никого уже на волнах не было видно. Исчезли и остатки корабля. Море разметало и поглотило все, торопясь скорее замести следы своего очередного преступления!»
Луи Тусен долго смотрел на роковое место гибели «Леопольда», словно все еще не верил, что парусника больше не существует. Все пережитое за какие-нибудь сутки смешалось в его сознании в фантастический клубок, напоминающий кошмарные, неправдоподобные сновидения. Ему вспомнились бесконечные наивные разговоры в кубрике после вахт о чудесах и богатствах заокеанского мира, которые — только пожелай! — могут принадлежать каждому. И вот теперь этих мечтателей поглотил властный и негостеприимный Тихий океан. Словно в горячечном бреду ему показалось, что перед ним не ребра скал, торчащих из воды, а тела его погибших товарищей. Тусена затрясло как в лихорадке. Он подумал, что сходит с ума…
Море становилось все более смирным, все менее высокие волны взлетали на скалистые берега острова, словно ураган решил прекратить свое неистовство, как только завершил уничтожение корабля. Вот уже волны набегают совсем лениво, обессиленно. Посветлели тучи, излив потоки влаги в бескрайний океан. И ветер угомонился, присмирел, вдосталь насытившись бесшабашным разгулом.
Новоявленный Робинзон не мог знать, долго ли пробудет на этом клочке суши. Он даже не ведал, обитаем ли остров, но, как моряк, полагал, что из-за берегов, окаймленных торчащими из воды скалами и опасными подводными камнями, вряд ли кто рискнет поселиться на таком труднодоступном острове. С Тусена ручейками стекала вода. Сейчас он думал только о том, чтобы согреться и обсохнуть. Спички? Их не было, к тридцати годам он сумел уберечь себя от «дьявольского зелья» — табака. Ну, а если бы даже спички у него оказались? Разве можно было рассчитывать сразу же разжечь огонь с помощью размокших спичек?
От усталости ныло тело. Тусен спотыкался на мокрых камнях. Не в силах идти в глубь острова Тусен неуклюже повалился на сравнительно ровную площадку, лязгая от холода зубами. Засыпая, он услышал чей-то богатырский храп и с величайшей радостью стал прислушиваться: значит, он не один? Храп прекратился, а Тусен рассмеялся, поняв, что это храпел он сам — ну кто другой, кроме него, единственного счастливца с «Леопольда», мог здесь храпеть? Это были те блаженные минуты, когда человек словно начинает терять способность к ощущениям, все заботы и невзгоды отодвигаются куда-то далеко и наступает забытье без сновидений.
Сон был, продолжительным, а пробуждение тяжелым. Ныло тело, стучало в висках, голова была свинцовой и будто распухла, в сухом рту ощущался противный вкус, поташнивало. Впрочем, все это не было удивительным — Тусен не ел больше суток, да еще наглотался морской воды. Он поднялся, огляделся. Над ним в разрывах облаков просвечивало синее небо. Новый Робинзон прежде всего решил заняться розысками предметов, выброшенных морем, тут он, конечно, не был оригинален. Улов оказался весьма скромным. Помимо досок, пригодных для сооружения шалаша, ему удалось найти ящик с небольшим количеством сухарей, пропитавшихся морской водой и раскисших, но и такую находку Тусен посчитал большим счастьем! Небо постепенно очищалось, выглянуло солнце. Тусен приступил к трапезе — принялся за сухарь, но тотчас выплюнул: он был отвратительного горько-соленого вкуса.
Тусен решил осмотреть остров, на который забросила его судьба. Сложив из камней и досок высокий и приметный ориентир, чтобы потом можно было легко найти свой лагерь, он отправился в рекогносцировку, держась вблизи берега. Кружилась голова, ноги подкашивались. Следов пребывания человека Тусен не нашел, но убедился, что остров, хозяином и пленником которого он неожиданно стал, был малопривлекательным — у настоящего Робинзона было несравненно более гостеприимное владение. За прибрежной каменистой полосой простирался пояс густой растительности — осока, папоротник, вереск. Еще далее, в глубь острова, тянулась чавкающая под ногами заболоченная губчатая почва торфяников, занимавших всю середину острова и наиболее сухих в центральной его части. Кое-где Тусен обнаружил довольно обширные густые заросли кустарников и чахлых, невысоких, искривленных деревьев. Не дойдя до северной оконечности, новый Робинзон повернул обратно и с трудом нашел свою стоянку: так однообразен был унылый ландшафт побережья! Ту* сена обрадовало, что остров оживлялся довольно значительными птичьими базарами, да еще небольшими цветистыми пятнами разнообразных ягодников с довольно вкусными плодами.