Неделю мы не ели горячей пищи, потому что взбесившийся океан вышвыривал кастрюли из гнезд электрической печи на камбузе; неделю не могли спать, потому что рисковали каждую минуту грохнуться с койки на палубу каюты; неделю с тревогой прислушивались к вою ветра, грохоту и плеску волн и думали об одном: только не вышел бы из строя двигатель. Сейчас нас спасало лишь то, что мы держались «носом на волну» — так легче устоять. Да, только бы выдержала машина! Остановись она, и судно тотчас перестанет слушаться руля. Тогда — катастрофа. Траулер развернется бортом к волне, и тысячетонные водяные холмы рухнут на палубу судна, снесут с него, как мусор, шлюпки, спасательные плотики, разломают надстройки, сорвут трубу. Вода потоком хлынет в машинное отделение — и…
Двигатель выдержал. На восьмые сутки ветер, израсходовав силы, — начал стихать: он уже не выл, а лишь тоскливо поскуливал в вантах. Наверно, досадовал, что не смог с нами ничего поделать. Волны пошли на убыль, становились все более пологими и уже не швыряли траулер, не валили его с борта на борт, а просто плавно раскачивали. Да вот и черные, лохматые тучи разорвались вдруг в разных местах, как старая прогнившая ткань, и сквозь эти прорехи хлынули к поверхности океана теплые лучи солнца. Осунувшиеся, заросшие щетиной, мы выбрались на палубу из душных, тесных помещений и с жадностью вдохнули свежий, чуть солоноватый воздух. Радостно было на душе, наверно, у каждого из нас: мы не поддались шторму, выстояли!
Но этот рассказ не о шторме.
В ходовой рубке было тихо, лишь мерно, уютно жужжал мотор гирокомпаса, да в штурманской, куда была открыта дверь, слышалось шуршание карт. Это капитан перебирал их, откладывая те, которые нам понадобятся в новом районе лова.
— Капитан! Вижу в воде обломки, — сказал вдруг вахтенный штурман, напряженно вглядываясь через бинокль в небольшие волны. — Уж не погиб ли кто?
— О чем болтаешь? — сердито сказал капитан, подходя к нему и беря в руки второй бинокль. — Погиб. Скажешь тоже.
И все же… Штурман протянул мне бинокль, я вышел на крыло мостика и, подкрутив окуляры, стал глядеть в указанном направлении. Волны… несколько чаек летят над самой водой… стайка летучих рыб выскользнула из океана, и одна из птиц бросилась за ними. Да, вижу: обломки! Плавали там расщепленные доски бортовой обшивки, пустые бочки, ящики, обломок мачты и спасательный круг.
— Леднев! Берите боцмана, двоих матросов, механика и — в шлюпку! — сказал мне капитан. — Осмотреть все внимательно!
— Глядите: крысы! — крикнул штурман. — Да вон же, вон!
Теперь и мы все, кто был в ходовой рубке, увидели. На одном из обломков (пожалуй, это была крыша от ходовой рубки) теснились, сбившись в ощетинившуюся, дрожащую кучу, крысы. Неприятное зрелище!
И вдруг… что такое, не показалось ли?.. Да нет же! Послышался негромкий собачий лай. Мы все с удивлением стали разглядывать древесный мусор, колышущийся в волнах, и вскоре увидели, что на самом большом обломке сидит мокрая собачонка с медным кольцом на шее.
— Шлюпку на воду, — сказал капитан. — Быстро!
Заурчала лебедка, заскрипели тали, и шлюпка скользнула вниз, к воде. В ней уже сидел моторист, и тут же зарокотал двигатель, а мы, я, боцман и матросы, по шторм-трапу быстро спустились в шлюпку. Держись, собаченция, мы уже идем на помощь! На самом малом ходу шлюпка двинулась к собаке. А она уже видела нас и лаяла хриплым, сорванным голосом, маленький комочек сырой, дрожащей шерсти. Ну вот, еще пяток метров, еще… Нос шлюпки ткнулся в сырое дерево, боцман перегнулся через борт и взял собаку. Очутившись в шлюпке, она, шатаясь от истощения, пыталась броситься к нам, чтобы лизнуть руку или лицо, а мы гладили ее и утешали. Неужели собака — это единственное живое существо с погибшего судна?
— Возвращаемся, — сказал боцман, отталкиваясь багром от обломка, — больше тут никого нет.
— Скажи, как тебя звать? — бормотал Саша, самый молодой наш матрос, засовывая собачонку себе под свитер. — Ну не дрожи так. Теперь тебе будет хорошо.
Мы до самой ночи кружили по океану и пускали ракеты. Однако не нашли никого. Возможно, люди ушли от обломков на спасательной шлюпке. Не хотелось думать, что люди погибли: их, по-видимому, спасли. Может, какое-то другое судно оказалось поблизости от места катастрофы и пришло на помощь морякам. Так хочется верить в это.