И мы тоже идем завтракать, идем, ругая кока: опять манная каша! Сколько же мы этой каши уже съели в рейсе? Идем на корму, в салон, где камбузный матрос расставляет по столам чайники с крепким, заваренным до черноты чаем, зеваем: рань-то какая! Спать бы еще да спать, еще и солнце-то не поднялось из-за горизонта, но что поделаешь: труд рыбака суров и труден. И как бы ни тянуло тебя к койке, спеши, рыбак, на палубу, чтобы с первым всплеском солнечных лучей трал ушел в воду.
— Бимка! Перчатки, — говорит Саша. — Быстро.
Мчится Бимка, тащит перчатки. Ну вот и загудела траловая лебедка, начался новый трудовой день. Заслышав знакомые звуки, к траулеру отовсюду начинают слетаться чайки. Птицы совершенно точно знают, что означает этот рокот машины: сейчас трал уйдет под воду, а потом вынырнет полный рыбы. И тогда тут можно неплохо поживиться.
Бимка не любил нахальных птиц: да это же самые настоящие воровки! Мало того, что чайки ловили помятых ячеями трала рыб в воде, они пытались еще тащить их прямо с палубы, а разве такое допустимо? То, что выпало из трала за борт, — твое, а что на палубе — не бери! Бимка с яростным рычанием подпрыгивал и пытался схватить нахалок. И однажды он уцепился большой серебристо-серой чайке за хвост. Выпустив краденую рыбу и закричав, чайка взвилась над палубой, а Бимка, не разжимая зубов, болтался на ее хвосте. Мы замерли, но тут несколько перьев вырвались из хвоста птицы, и Бимка шлепнулся в рыбный ящик. А птица еще долго кружила над траулером с тоскливыми криками, будто просила, чтобы ей вернули потерянные перья.
Жизнь Бимки на траулере была полна веселых, а порой и опасных приключений. Истории всякие с нашим забавным псом происходили.
Защищая улов от настырных чаек, он все время крутился возле рыбы, серебряной грудой насыпанной на палубе. А с ними на судно попадали разные морские обитатели, с которыми нужно держать ухо востро. Конечно, Саша предупреждал Бимку, втолковывая ему, чтобы он был осторожен, но кому не известно, что каждое живое существо познает опасности лишь только через свой жизненный опыт?
Кальмар как-то попался. Очень большой кальмар. Глазастый, хрящеватый, с длинными щупальцами, на конце которых были розовые присоски, похожие на прозрачные чашечки. Вначале Бимка нечаянно наступил задней лапой на такую присоску и взвыл от страха: щупальце намертво присосалось к ступне пса. Бимка ринулся прочь, но щупальце, вытянувшись в длинную кишку, спружинило, как тугая резина, и кальмар поволок Бимку к себе. Саша тут же подскочил, взмахнул ножом…
— Бим, ты же умный пес, — сказал он. — Не подходи больше к кальмару. О’кэй?
Расстроенно облизывая лапу, Бимка коротко гавкнул: «Я все понял. Теперь все будет о’кэй». Саша ушел к тралу, а Бимка, тая обиду на морское животное, стал лаять на кальмара, и тогда погибающий кальмар вдруг сжался и выпустил из себя струю черной, как тушь, жидкости. Бим был облит с ног до головы. Пришлось нам с Сашей «стирать» его в тазике. Еле отмыли.
А в другой раз в трал забрался большущий рак — краб. Он лежал на палубе, шевелил черными глазами, торчащими на подвижных жгутиках, и сухо пощелкивал страшными клешнями. Попадешь рукой в такую — «отстрижет» пальцы, как ножницами. Хотя уж и не «отстрижет», но прищемит здорово.
Увидев его, Бимка подскочил, обнюхал и облаял.
— Хапнет, — предупредил его Саша. — Бимка, назад!
Работы было много, замотались мы и как-то забыли про пса, а он то лаял на чаек, то возвращался к крабу и тоже лаял, но не так уж зло, а просто на всякий случай. Он подходил к странному морскому зверю совсем близко и обнюхивал его, а потом отскакивал, потому что краб начинал шевелиться, пятиться и щелкать клешнями.
И вдруг раздался отчаянный визг; мы обернулись и увидели, что краб цепко держал Бимку за кончик хвоста. Уж как он умудрился схватить Бимку — неизвестно. Но, по-видимому, обнаружив, что краб больше не шевелится, Бимка сел возле него, повернувшись к «зверю» спиной. Тут кончик хвоста попал между раскрытыми клешнями, и краб сжал их.
По вечерам, когда выдавалась тихая лунная погода, мы с Сашей не торопились в каюту. Приятно было сидеть на корме траулера и любоваться океаном, залитым серебристо-голубым лунным светом. Миллионы маленьких лун отражались и раскачивались в маслянисто-черной воде, и казалось, что весь океан покрылся ярко сияющей рыбьей чешуей.