Бимку полюбили все. Казалось, не будь его на траулере, рейс бы тянулся дольше. По вечерам кто-нибудь из команды обязательно забирал доброго, ласкового псишку к себе в каюту. Взрослые люди, как дети, играли с ним, гладили и вздыхали: Бим был частичкой далекого и такого дорогого для нас мира суши. Бим напоминал о промелькнувшем когда-то давным-давно детстве. Кто из нас не имел своей собаки или не мечтал о ней? И Бимка шел к людям. «…Тебе скучно, да? — говорили его добрые, карие глаза. — Ну давай поиграем. Если хочешь, можешь даже за хвост меня таскать, я потерплю».
Только в три каюты Бим не решался заглянуть: в капитанскую, мою и старпома. Толстый, громкоголосый капитан всем своим видом пугал собачонку, старпом явно не любил Бимку, а почему пес не приходил ко мне в гости, было неясно. И даже немного обидно: ведь и я принимал участие в его спасении. Но вот однажды… Однажды у меня было пресквернейшее настроение. Уже пятый месяц, как мы ушли из дома, пятый месяц! Как хочется домой!
В один из вечеров в самом мрачном настроении я валялся на койке и разглядывал фотографию жены, вставленную в рамку расписания судовых тревог. Крупная зыбь раскачивала траулер, и переборки противно скрипели. Звезды в иллюминаторе то бурно катились вверх, то замирали все вдруг, а потом водопадом обрушивались к залитой лунным светом воде… Качка. Пустота в душе. Тоска…
У дверей каюты вдруг послышался какой-то звук, и в приоткрытую, закрепленную на шторм-крючке дверь просунулся сырой нос. Бим шумно внюхался. Конечно же, запах моей каюты был необычен. Пахло тут не только привычным, морским, но и. лентами для пишущей машинки, и копирками, и писчей бумагой. Бим всунул голову в щель и внимательно поглядел на меня. Я махнул ему рукой: «Входи!»
Бимка осторожно вошел в каюту и остановился возле койки, дружелюбно помахивая хвостом. Я ждал. Бим положил голову на край койки и замер, глядя мне в лицо. «Ну как ты? Плохо?.;» — спрашивали его все понимающие глаза. «Плохо», — признался я. Бим очень медленно, едва приметно стал поднимать правую переднюю лапу. Положил ее на койку. Потом очень осторожно, как в замедленной съемке, положил на койку и вторую переднюю лапу. Затем чуть вполз на койку и так же медленно стал задирать заднюю лапу.
Засмеявшись, я схватил «зверя» за башку и, подтянув, прижал к себе. Где-то возле моего сердца гулко билось сердце собаки, жаждущей сделать мне добро. Чем-то горячим плеснуло мне в душу, и я зажмурил глаза… А тоска отхлынула. Ничего! Первый, что ли, рейс?..
Бимка всю ночь спал у меня в ногах, и было очень приятно касаться голыми ступнями его горячего живота и сухого посапывающего носа.
А через несколько дней наш пес пропал.
Встревоженный Саша обегал весь траулер. Он побывал и в ходовой рубке, и в машинном отделении и обшарил все, кроме кают старпома и капитана. Нет Бимки! Может, он свалился в воду? Ну конечно же: лаял утром на чаек, высовываясь между леерами полубака, и рухнул! Ну как в тот раз, когда акулы нас одолевали.
— Поискать бы, Фаддей Фаддеевич, а? — мрачно сказал боцман, придя к капитану. — Ведь Бим что человек.
— Человек? — переспросил капитан. — Кто? Бимка — человек?
— Ну да, Бим, — пробормотал боцман.
Капитан побагровел от гнева, а потом захохотал и направился в рубку. Судно развернулось. Мы с боцманом, взяв бинокли, начали обшаривать ими горизонт. Матросы толпились на полубаке и пеленгаторном мостике. Увы! Пусто. Не видно нашего морского пса. Капитан приказал лечь на обратный курс. С отчаянием на побелевшем лице Саша побрел на корму поискать пса еще там, как вдруг дверь каюты старпома распахнулась.
— Что случилось? — хриплым со сна голосом спросил старпом.
Саша ахнул: между волосатой старпомовой ногой и дверью просовывалась добрая морда Бима.
— Ничего. Уже все в порядке… — пролепетал матрос.
— Прорвался, подлец, и ко мне… — смущенно проворчал старпом; оттесняя Бимку в каюту, а. потом просительно добавил: — Сашок, пускай он побудет у меня еще немного, а?..
А время шло. И настал день, когда мы направились домой. Мы почти шесть месяцев ловили рыбу, и за этот срок Бимка заметно подрос, стал сильнее, выдержаннее. С ним происходило еще немало различных приключений, но все они оканчивались благополучно.
Домой, домой!.. С каким нетерпением мы. дожидались того момента, когда наконец-то окончится рейс. Прошла неделя, другая и еще одна долгая, мучительная неделя… Остался позади утомительный путь через Атлантику, мы прошли Ла-Манш, миновали Северное море, Датские проливы, сутки плыли по морю Балтийскому и наконец увидели знакомые силуэты строений своего порта. На берег полетел бросательный конец, и вскоре судно прижалось к стенке, накрепко пришвартованное к пирсу крепчайшими стальными и сизалевыми канатами.
Мы дома! Визжат и прыгают от восторга по дощатому настилу пирса ребятишки, женщины с растерянными улыбками шарят глазами по нашим лицам, машут букетами цветов и что-то кричат… Здравствуй, Родина! Здравствуйте, все!
И вдруг Бимка завыл.
— Он привык к океану, — сказал Саша грустно. — Скучает.