На суше и на море - 1976

Мы шли за ним, продираясь где можно, а больше обходя завалы, и вышли в конце концов к Таюре, берегом которой было легко и приятно идти. Но мы люди вольные, а Магистраль пойдет там, где ей начертано пройти: лиственничный массив так лиственничный, кедрач так кедрач. А лиственница — это тяжелая, плотная, «сырая», как говорят вальщики, древесина. Первые, нижние венцы изб, «быки» мостов до пришествия бетона, сваи причалов, шпалы — все это предпочитали срабатывать из лиственницы.

— Эгей! — крикнул Уласик. — Можно идти?

— Давай, — ответили за деревьями, — можно.

— А то у вас тут знак: «Стой! Валка леса!»

— Валку бояться — в лес не ходить, — сказал кто-то.

— Пошли, раз можно, — сказал Уласик. — Пикет пятьсот сорок второй, бригада Бондаренко. Сто двадцать процентов выдали. «Наш адрес не дом и не улица!» Верно я говорю? — озорно спросил Уласик одного из бондаренковских.

— Ну! — улыбнулся парень.

И столько было в нем не то что нерастраченной, а просто неразмененной молодости, так скульптурен он был, выпрямившийся с невесомой в его руках десятикилограммовой «Дружбой», так живописен, обнаженный до пояса, загорелый, отпустивший молодую русую бородку, переломивший на ковбойский манер поля белой шляпы-накомарника и поверх этой фартовой шляпы нахлобучивший каску, без которой строитель не строитель, — так хорош был этот парень, что Уласик сказал с удовольствием:

— Хорош, бродяга!

А тем временем решалась судьба еще одного великана — могучей, едва ли не метр в поперечнике сосны. Бригадир Бондаренко сделал нам знак: «Валка!», и мы, естественно, поспешили к этой сосне, за спины лесорубов. Редко когда, согласитесь, совпадают самая безопасная и самая интересная зоны, но здесь было так: мы были у дерева, в центре события. Николай Бондаренко, вальщик, запустил пилу, подвел ее к стволу. Валера Дунников, помвальщика, уперся в ствол длинным шестом с двузубой рогулькой на конце. Уласик пояснил:

— Это так и называется — вилка. А есть еще медведь — такая же вилка, только с перекладиной для упора плеча. Если дерево не идет, если может не так пойти, мы его медведем, медведем!

Брызнули опилки, высеченные острой цепью пилы, напряглись плечи Дунникова не от физического усилия — от напряженной готовности всего тела к любому обороту событий. Чуть наклонив голову, Бондаренко вслушивался в тон пилы, ибо только два индикатора, так сказать, говорили ему о ходе пилы: его собственные руки, которые должны были подавать инструмент ровно, плавно, держа ритм, да вот этот звук, свидетельствующий, что пила нс «рвет». Бондаренко ни разу не поднял головы, не взглянул на своего помощника. Но тем нагляднее было это особое, синхронное до мгновений, до мельчайших промежуточных фаз, взаимопонимание лесорубского тандема.

«Лесоруб», — говорим мы обычно, но это слово, пожалуй, давно стало архаизмом. Нет больше в лесу рубки деревьев, нет дровосеков. Есть бензо- и электропилы, есть вальщики, пильщики — как вам больше нравится. Подобная перемена, взвинтив скорости работы инструментов, сделала более необходимым, чем когда бы то ни было, взаимопонимание напарников.

Чем глубже в ствол врезалась, вгрызалась цепь, тем определеннее акцент внимания и напряжения перемещался от Бондаренко, вальщика, к Дунникову, помвальщику. Бондаренко вслушался последний раз и ровно, аккуратно потянул пилу к себе, а Дунников подался вперед всем телом, ловя «намерение» дерева.

И все замерло в этот момент на площадке: заглушили свои «дружбы» раскряжевщики, отложили топоры обрубщики сучьев; все повернулись к нам в ожидании. Треснули последние живые волокна дерева, чуть сместил вилку Дунников, выпрямился Бондаренко — и сосна, как-то неестественно, трагично наклонившись, пошла вниз, гулко ухнула в мох, в талую, подпертую снизу мерзлотой землю. Бондаренко стер тыльной стороной руки пот с лица.

— Вот это и есть просека, — сказал Уласик, подытоживая увиденное нами. — Семьдесят пять метров ширины. Если считать и просеку под временную автодорогу, то всего сто. С чего и как начинаем валку? Приходят техник-геодезист и мастер. Производят разбивку. Оформляют границы просеки, волока, разделочной площадки. Оставляют затески на деревьях: указывают номер пикета, расстояние от оси главного пути. Ставят стрелочку — направление к следующей затеске… Потом прораб, мастер и бригадиры решают что, где — и начинается вал. Четыре с половиной гектара в сутки. Неделя — и коридор в тайге. Человек пришел, да? — сказал Уласик, предоставляя нам самим оценить эти темпы, этот натиск.