В своем знакомстве с городом мы были не слишком оригинальны — начали с восхождения на гору. Сверху Мандалай не похож на город. Под белёсым просторным небом, под косыми полосами солнечного света и мелкого, почти невесомого дождика раскинулась заставленная пагодами долина, с трех сторон окаймленная синими горами, а с четвертой — бледно-зеленой рекой Иравади, настолько разлившейся, что невозможно определить, где ее главное русло. Тропическая влажность наполнила эту плоскую чашу до краев, и, лишь поднявшись к самой верхней пагоде, мы избавились наконец от духоты. Тесные кварталы деревянных домов казались сверху игрушечными. Стоянки конных повозок походили на колонии муравьев.
Отдохнув после подъема, мы спустились вниз, к библиотеке Кутодо. Этот комплекс маленьких белых «часовен», увенчанных ступами, каждая из которых представляет собой уменьшенную копию знаменитой пагоды Швезигон, был заложен королем Миндоном одновременно с городской крепостью. Стремясь придать Мандалаю величие всемирной столицы буддизма, бирманский король созвал у себя Пятый Великий Собор буддистов, на котором канонизированные религиозные тексты решено было начертать на каменных плитах для вечного хранения в Мандалае.
Бирманские коллеги говорили, что напротив Мандалая, за Иравади, стоит огромный колокол, который непременно нужно увидеть. История его такова. В начале XIX века король Бодопайя, видимо страдавший гигантоманией, задумал воздвигнуть на правом берегу Иравади грандиозную ступу двухсотметровой высоты. Для постоянного наблюдения за строительством он даже перенес свою резиденцию на небольшой островок посреди реки. В 1819 году король умер, и, как это часто бывает, у его преемников не хватило энтузиазма завершить начатое. Так и осталась на берегу великой реки колоссальная прямоугольная глыба стопятидесятиметровой ширины — основание несостоявшейся пагоды, сильно пострадавшее вдобавок во время землетрясения 1838 года. Грандиозная трещина развалила эту глыбу почти пополам. Колокол предназначался для пагоды Бодопайи.
Из Мандалая до Пагана лучше всего добираться самолетом. Можно и пароходом, но Иравади тут петляет, пароходы ходят медленно, и, хотя на карте эти города рядышком, путешествие занимает двое суток с ночевкой в Пакхоуку.
Мандалайский аэропорт — скромное сооружение, в котором, однако, есть специальный зал для «ви-ай-пи» (особо важных лиц). Впрочем, единственное удобство этого зала — плетеные кресла вместо деревянных скамеек. На летном поле, в десяти шагах, совсем по-домашнему, как брошенный детский велосипед, стоял небольшой «Фоккер», вполне приличный гражданский самолет. Никто из пассажиров-бирманцев не проявлял ни малейшего нетерпения, хотя по расписанию посадку надо было объявить часа полтора назад. Люди сидели на скамейках, на крылечке, просто на корточках в углу, добродушно грызли сушеные бобы, жевали соленые сливы (вкус у них терпко-сладкий, но, как ни странно, они хорошо утоляют жажду).
Служащие за регистрационным столом, сгрудившись, рассматривали новенькую стокьятовую бумажку (такие крупные купюры были выпущены совсем недавно) и, обмениваясь скептическими замечаниями, пересмеивались. Никто не терзал их нервными расспросами: скоро ли посадка? будут ли свободные места? какая погода в Пагане?
«А зачем спрашивать? — беспечно говорил мой бирманский коллега. — Все равно никто ничего не знает. Полетим — не полетим, какая разница?» Такое спокойное отношение к любому развитию событий — в природе бирманцев: когда исход ситуации неясен, они предпочитают безмятежно выжидать. А вот старина Поль, наш попутчик от Рангуна до Мандалая, горячился и бушевал. Его рейс на Рангун был отменен, причем без всякого уведомления. Судя по всему, сроки у него истекали (я имею в виду визу, ибо, как всякий безработный, Поль обладал неисчерпаемыми ресурсами личного времени), деньги тоже кончались, и провести еще один день в Мандалае ему явно не улыбалось. Но напрасно Поль метался по залу ожидания, жестикуляцией доказывая бирманским чиновникам, что у него пиковое положение; чиновники лишь вежливо пожимали плечами. Дело кончилось тем, что, взвалив на плечи свой изрядно раздобревший рюкзак, Поль угрюмо зашагал к Мандалаю.
К счастью, неожиданно из облаков вынырнул еще один «Фоккер», совершил крутую посадку чуть ли не к нашим ногам, быстро заправился. И, войдя в салон, мы обнаружили его пустым. А минуты через три самолет уже деловито «пилил» в сторону Пагана. Стюардесса напоила нас чаем с молоком, и, едва мы успели с ним покончить, «Фоккер» резко пошел на снижение. Мелькнул высокий обрывистый берег Иравади, и мы приземлились.