Слово «червь» часто ассоциируется у нас с чем-то некрасивым и неприятным. Но это нельзя отнести к некоторым морским червям. Особенно своеобразны и красивы серпулиды. Эти крупные черви живут в твердых известковых трубках, накрепко сросшихся с каменной поверхностью. Трубки образуются из секрета особых желез, расположенных на теле животного. Наружу, из открытого конца трубок, черви выпускают венчики перистых щупалец красного или розового цвета. И тогда камни словно покрываются цветущими гвоздиками. Но стоит потревожить червей, как щупальца мгновенно втягиваются в трубки и их устья закрываются специальными крышечками. Через некоторое время крышечки открываются и вновь расцветают подводные цветы.
На Дальнем Востоке заповедники размещены весьма неравномерно. Почти половина их (42 %) находится в Приморском крае. Крайне мало их в Хабаровском крае и в Магаданской области. До настоящего времени нет ни одного заповедника в Сахалинской области.
Новые заповедники намечается организовать в различных природных зонах Дальнего Востока с учетом наиболее полного охвата уникального генофонда диких животных и растений (например, на юге Сахалина, на Кунашире, в восточном секторе БАМа).
Рациональное природопользование, тесная увязка хозяйственных и природоохранных мероприятий будут способствовать не только сохранению, но и приумножению природных богатств нашей необъятной Родины — лугов, степей, морской нивы и зеленого океана тайги.
Дмитрий Орешкин
МОИ СКРОМНЫЕ КАМНИ
Я люблю работать лопатой на разрезе. От земли поднимается свежий запах картофельного поля, темные струйки грунта, шурша, скатываются вниз по обрыву и собираются у его подножия в шлейф идеально правильной формы. Геологическая расчистка со стороны напоминает ступенчатый бок египетской пирамиды: два с половиной метра ширины, через каждые метр-полтора горизонтальная площадка и затем новый уступ. И так сверху донизу через все обнажение. Бывает и 25 и 30 м. На площадках мы отбираем пробы гравийно-галечного материала. По порядку раскладываю почвенный нож, полевой дневник, мешочек для гальки, горный компас. Работы будет часа на 3–4. Но не тут-то было…
— Дяденька, а чего это ты здесь делаешь?
Еще не поднимая глаз, я уже знаю, что меня ждет. Прямо надо мной с кромки обрыва свешиваются две (иногда больше) выгоревшие на солнце головы. К середине лета они освобождаются от груза школьных воспоминаний и жаждут новой информации. В их любознательности — гибель для полевого работника. Со вздохом откладываю компас. В дальнейшем действие развивается по одному и тому же сценарию:
— Яму копаю. Не сыпьте мне песок на голову.
— Ага… А мы думали, ты золото ищешь.
— Ну откуда здесь золото? Вот, камни собираю.
— А в Кулыничах, говорят, нашли. Под церквой, в горшке. Устимиха говорит.
— Так это клад, а я геолог. Образцы отбираю.
— А что здесь, руда?
— Нет, мне просто камни нужны. Недоверчивое молчание. Думают, я их надуваю.
— А вот это что в булыжнике блестит, золото?
Происходит короткая борьба за право передать булыжник мне на экспертизу. Он выскальзывает у них из рук и падает. Обычно я успеваю увернуться. Но иногда не получается. Главное в педагогике — это выдержка.
— Нет, ребята, это слюда. Нет здесь золота. И никогда не было. Понятно?
— Понятно… Не очень больно шарахнуло?
— Не очень.
— А если глубоко-глубоко вырыть, его можно найти?
— Не знаю я! Я в золоте не разбираюсь.
Разочарованное молчание. Тоже мне геолог…
— А если вдруг найдешь, ты его куда понесешь — в магазин, да?
— Ну где же я его найду! Нет у вас на Смоленщине золота, как ни ищи. А если б было, то вас бы к речке на километр не подпустили.
— А кто?
— А охрана! Ясно?
Испуганное молчание. Жалко терять речку. С моей стороны следует энергичная лекция о древних оледенениях, Клондайке, Атлантиде, кимберлитовых трубках и Тунгусском метеорите. Аудитория поражена, призрак золотой лихорадки развеян.
— Ну что, может здесь быть месторождение?