На суше и на море - 1985

Выехали под вечер. Где-то километра через два машина остановилась, и по встревоженному лицу Мити Селякова было ясно: поломка надолго. Митя уже не произносил обвинительные речи бездорожью, а с угрюмой сосредоточенностью стал колдовать с двигателем. Ну а мы с Юрой Карачевым отправились пешком до Ильинского, центральной усадьбы колхоза. За десять километров дороги о чем только нельзя переговорить! Весело было идти среди лесов, в этой звенящей, каждым шагом откликающейся тишине, и с каждым шагом словно прибавлялось и силы, и уверенности в себе, словно все становилось на свое место, отделяясь от шелухи, напускной сложности. Лес никогда не бывает молчаливым: вот прокричала какая-то птица («Рябчик, их здесь много», — заметил Юра), вот вдруг застучал дятел, встревоженно и впопыхах («Это же надо, — изумился Юра, — не дятел, а гибрид с совой, по ночам работает»), вот пробежала по веткам белка, и с могучей сосновой лапы посыпался снег. «Тишина-то какая», — с удовольствием заметил Юра.

Он же рассказал одну интересную историю. Недалеко от Половины, километров за семь, стоит в лесу деревня Каменка. Когда-то была многолюдной и крепкой, ну а потом, дело известное, и ее объявили неперспективной. Жители кто куда — и осталась в деревне одна семья, Корепины Василий Иванович и Александра Ивановна. Обоим уже за семьдесят, но никакой силой нельзя их уговорить переехать ни к детям, ни в другую деревню. И делегации приезжали, и как только ни агитировали — ведь оба люди заслуженные, всю жизнь отдали колхозу, а Василий Иванович и фронтовик, ветеран войны, и до сих пор колхозу помогает, работает, но старики ни в какую: «Пока мы здесь — жива деревня».

— Вот так и охраняют деревню, — заключил Юра. — Вот у кого надо учиться стойкости и верности.

Я знаю, Юра уезжал из Половины, работал на стройках Ленинграда, и хорошо работал, доказательство чему — благодарности в трудовой книжке. И квартиру обещали, и, казалось бы, разве сравнить жизнь в Ленинграде и здесь, в Половине, да вот в. один день словно прозрел: надо ехать в Половину. Надо — и сразу все вокруг показалось неинтересным, скучным, будто самое важное то, что в Половине. Так вот и вернулся. И другие половинские парни тоже повторили этот путь.

Видно, надо досыта налетаться в блестящих, звенящих лайнерах, наслушаться шума людей, грохота строек, надышаться асфальтом разных городов, чтобы в один совершенно будничный день за сотни километров в грохочущем шуме вдруг услышать хрупкую тишину Никольских проселков и явственно ощутить тягучий хвойный настой леса ли, отчего дома. Чтобы впервые услышать красивое слово «стожары», знакомое и привычное с детства, будто впервые увидеть несколько ягодок замерзшей красной калины, что у родного порога. И чтобы по-хозяйски степенно и уверенно выйти на крыльцо, откуда всего два шага до леса, знакомого каждым деревцем, каждой тропинкой, каждой выемкой. Видно, есть и такой закон в жизни: чтобы найти, надо потерять. Не лучший, конечно, и не самый удобный, но зато верный путь — обретения через потери.

Порывистый, какой-то клочковатый ветер утих — медленно, словно сомневаясь, повалил снег. Он все увереннее набирал скорость — и, казалось, эта белая шальная круговерть — не только над дорогой, над лесами, но и над всей землей. Кружит вьюга и над Бобришным угором, что совсем недалеко отсюда, где стоит дом Александра Яшина, талантливого писателя и поэта, честного, смелого человека. Каждый год Бобришный угор встречает гостей — сюда приезжают писатели, поэты, художники на день поэзии, приходят сельчане — и те, кто знал Яшина лично, и юное поколение, — здесь многолюдно, празднично.

Так было не всегда. Помнит Бобришный угор и другое: время сомнений, тяжелых раздумий писателя, больших передряг в его жизни, — и Яшин приехал тогда сюда, на Бобришный угор, и, как вспоминал потом, земляки, все никольчане «поддержали, спасли». Спасибо отчему дому! Бобришный угор, Половина ли, как бы ни называлась твоя родная сторона, — главное, чтобы она всегда была, а ты не посмел ее подвести, слукавить перед ней, сделать что-то постыдное. Главное, как точно заметил в своем письме и Леонид Селяков, — не провиниться перед ней. А вьюга кружила и кружила, и, пока мы шли, мелькали окрест светящиеся, такие заманчивые в метельной завирухе окна домов, каждый из которых для кого-то — отчий…

Леонид Почивалов ГАЛЕТЫ КАПИТАНА СКОТТА

Документальная повесть

Худ. М. Худатов

Однажды утром я раскрыл только что полученную газету и обнаружил в ней очерк автора, которого читаю всегда с охотой. Оставив дела, проглотил и это залпом. И не только по той причине, что автором был Василий Песков. Еще и потому, что писал он об Антарктиде. Уже на втором или третьем абзаце очерка похолодело сердце, словно иглой пронзила его антарктическая стужа. Погиб человек! Еще один! Вдруг всплыл в памяти суровый облик крошечного островка в море вблизи Мирного. Среди диких скал возвышались сложенные из щебня холмики — под ними лежали те, кто не вернулся.