На суше и на море - 1986

Я все еще недоумеваю: «Откуда? Как? Почему пчелы здесь?»

— Ну надо же им где-то жить, вот они и пристроились недалеко от меня, конечно в надежде, что я их буду охранять, — шутит Петронило. — Охранять-то я их, конечно, охраняю, но и медом им приходится делиться.

Вокруг каждого шара, прикрепленного к обрыву, буквально облако пчел. Они непрерывно прилетают и улетают. Так стайки и движутся: туда-сюда, туда-сюда.

Я просто поражен этой картиной: вот так, по соседству с крокодилами, обосновались пчелы. Семьи их с каждым годом разрастаются, молодые отделяются от старых, и все новые шары-дома растут на крутом берегу реки Сантьяго.

Наша лодка врезалась в береговой песок и замерла. Мы сошли на землю. Петронило и Пабло стали прилаживать лестницу из бамбука, а я, закинув голову, смотрел на огромные ульи, достигавшие в диаметре около метра. Трудолюбивые пчелы не обращали на нас внимания и спокойно продолжали заниматься своим делом. Петронило с дымящейся тряпкой в руке поднялся по шаткой лестнице и, отгоняя пчел, отсек ножом часть сотов.

— Держите ведро! — крикнул он.

Пабло точно подхватывал ведром тяжелые куски душистого сотового меда. Я удерживал лестницу, которая была верхом строительного совершенства, поскольку сделана без единого гвоздя: бамбуковые перекладины крепились веревками из пальмового волокна. Петронило продолжал ловко отсекать куски сотов от других шаров, наполняя ведро.

— Хе-хе, первая добыча, — произнес он, опустившись на землю.

— Это не вредно для пчел?

— Нет, почти нет, — успокоил меня Петронило, — пчелы восстанавливают свои шары за несколько недель. Попробуйте, такого вкусного меда вы, наверное, никогда не ели.

Я согласился. Мед был действительно на редкость ароматный: ведь пчелы добывали нектар из цветов, которые растут здесь, на Кубе, в жарких и влажных тропиках.

— Мед пахнет орхидеями, — сказал я, улыбаясь.

— Так оно и есть, — подтвердили мои спутники.

Крокодилы нас ждут

Мангры, распустив свои полузатопленные корни-ходули, окончательно перегородили нам путь. В двух местах лодку пришлось тащить волоком по мангровому настилу.

— Ничего, осталось уже немного, — бодро замечал Петронило, когда я, совсем мокрый и просоленный, начинал высказывать сомнения.

— Крокодилы нас уже ждут, сейчас увидите сами, — словно испытывая мое терпение, весело продолжал проводник.

— Правее, правее, — сердился он на сына.

Я тоже помогал выруливать лодку на нужный курс.

— Вот и прибыли.

В зарослях замечаю цепь, соединенную со стальным тросом, уходящим под воду.

— Это еще что за штука?

Петронило потирает руки и ухмыляется, пальцем показывая мне то на фотоаппарат, то на воду. Он молчит. Я приготовился и жду. Пабло перелезает из лодки в заросли и осторожно подтягивает цепь.

— Есть, есть! — радостно кричит он.

Цепь натягивается, из воды показывается раскрытая, очень зубастая пасть. Маленькие зеленые глазки зло смотрят на нас. Крокодил! Живой, настоящий крокодил!

Пабло тем временем вытянул крокодила из воды уже наполовину. У пленника свирепый вид, он кажется мне каким-то необычным, сказочным существом. Вернее, я еще до конца не осознал, что передо мной настоящий и грозный зверь, способный ударом хвоста свалить буйвола. Крокодил агрессивно открывает и закрывает пасть, усыпанную трехсантиметровыми зубами. Он сопротивляется со страшной силой, но цепь и стальной трос сдерживают его буйные порывы.

— Хе-хе, готов, голубчик! — кричит счастливый Петронило. Крокодил висит на стальном тросе в метре от воды, бьет хвостом, но прочная «удочка» крепко держит его.

— А не сорвется?

— Конечно, нет.

Иногда крокодил достает до лодки могучим хвостом, и ее борт трещит. Того и гляди, старая лодка рассыплется. Спешно фотографирую, но вряд ли что получится: мангры слишком густые и света совсем мало.

Стальная леска крепко держит еще не очень ослабевшее животное. Крокодил уже не кажется мне таким грозным и сильным, как в первое мгновение. И все же это крокодил. Настоящий, живой трехметровый крокодил! Не меньше получаса держал его на весу Пабло — крокодил должен обессилеть. Затем все вместе крепко связали ему пасть, лапы, хвост и втащили в лодку. Килограмм на сто пятьдесят, пожалуй, потянет. Даже связанный и усмиренный, крокодил заставляет относиться к себе с большой осторожностью. При всяком прикосновении чувствуешь, как напрягаются его мышцы, и кажется (во всяком случае, мне), что крепкая веревка из агавы вот-вот разорвется. Тогда нам несдобровать.

Пабло проверил и еще туже затянул узел, но я все же стараюсь держаться подальше от зубастого трофея. Вдруг крокодил напрягся и стал делать резкие и сильные движения хвостом, насколько позволяла обхватившая его веревка.

— Это ничего, это нервиоз, — говорит Пабло.

— Какой там нервиоз! — восклицаю я. — Еще немного, и я вылетел бы из лодки, был бы тогда нервиоз!