На суше и на море - 1990

Помощник капитана сидел в кают-компании со списками и проставлял галочки против фамилий. Я заглянул в список — одной галочки не хватало.

— А где ваш товарищ? — сурово спросил он меня.

— На подходе, — ответил я, надеясь выиграть время.

— Где?

— На подходе к кораблю.

— И скоро собирается подойти? Мы через полчаса отчаливаем. Я промычал что-то неопределенное.

— Посмотрим, где он там «на подходе». — Помощник капитана взял в руки тетрадь и решительно направился к трапу.

Я поплелся за ним. Что же случилось с Василием Евграфовичем?

По всему видно, не сносить ему теперь головы.

Пристань была пуста, только у самого борта стояли бельгийцы, три африканских студента и несколько портовых служащих.

— Где же он? — снова задал вопрос помощник, и лицо его начало багроветь.

В это время из-за пакгауза выплыло на пирс странное существо. Неровными перебежками оно приближалось к нам — на двух ногах, но вместо головы у него сияла продолговатая голубая сфера. Все на палубе, затаив дыхание, следили за странным явлением. Я первым догадался, в чем тут дело.

— Василий Евграфович купил в подарок своим новорожденным ванну!

— Ванну?! — не поверил помощник капитана. — Что ж, у нас своих ванн нет??

— Так эта — голубая!

Помощник посмотрел на меня долгим взглядом, затем поставил галочку и пошел доложить о наличии людей на борту.

А вскоре слева по курсу, милях в пяти от нас, проплыли скалистые обрывы мыса Доброй Надежды. И кто-то оттуда, с площадки около маяка, точно так же, как недавно мы сами, смотрел и гадал — куда идет наше судно: в Индию, в Австралию? И вряд ли подумал об Антарктиде.

* * *

Этот очерк пролежал в моем столе несколько лет. Даже столь безобидное содержание вызывало в то время у бдительных издательских сотрудников опасения — ведь события происходили в стране, с которой отсутствовали дипломатические отношения.

В конце 1988 года в составе советской инспекционной группы я оказался на антарктической станции ЮАР, расположенной на шельфовом леднике Земли Королевы Мод. Станция, в буквальном смысле утопавшая в снегах Антарктиды, нам понравилась. Понравились и зимовщики — приветливые, доброжелательные ребята. Среди них не было знакомого мне месье Жака, но оказался его ученик из геофизической обсерватории близ Кейптауна.

Закончив работу по инспекции, мы просидели еще с час в кают-компании, отвечая на многочисленные вопросы, основная часть которых касалась… перестройки. Как ни удивительно, зимовщиков ЮАР прежде всего интересовала эта тема.

На прощание южноафриканские полярники доставили к трапу нашего самолета необычный сувенир — небольшой, но тяжелый ящик. В нем оказалась дюжина бутылок старинного сухого вина из тех самых прославленных понтеиских сортов, которые советовал попробовать в Кейптауне всезнающий Жюль Берн.

Джон Мюир СТЫКИН

Перевод с английского Аллы Макаровой

Художник Е. Ксенофонтова　

Летом 1880 года я снарядил свой баркас и готовился покинуть форт Врангель, чтобы продолжить исследование ледников Юго-Восточной Аляски, начатое мною осенью 1879 года.

В тот момент, когда баркас, нагруженный тюками с провизией и теплыми вещами, был готов к отплытию, команда, набранная из индейцев, стояла на местах, ожидая приказания сняться с якоря, а с берега родственники и друзья уже помахивали платочками, на борту наконец появился мой спутник Юнг в сопровождении маленькой черной собачки. Не успела она прибежать на баркас, как тотчас же свернулась клубочком где-то в углублении между тюками.

Я люблю собак, но эта показалась мне такой невзрачной и маленькой, что меня крайне удивило желание Юнга взять ее с собой.

— Этакое маленькое и беспомощное существо! Она будет нам только помехой, — сказал я Юнгу. — Ты бы лучше подарил ее индейцам на пристани, они возьмут ее домой для забавы ребятишкам, а нам, правда же, некогда с ней нянчиться.

Но Юнг стал уверять меня, что она не доставит никаких хлопот, что это чудо, а не собака — она может переносить голод и холод, как медведь, плавать, как морж, что она необыкновенно умна и сообразительна…

Никто не мог бы разобраться в ее родословной. Среди самых разнообразных пород собак я никогда еще не видел подобного ей существа. Впрочем, некоторыми мягкими и вкрадчивыми движениями она напоминала мне лису.

Она была коротконога и коренаста. Ее длинная, шелковистая, чуть вьющаяся шерсть лежала гладко; но при порыве ветра шерсть взъерошивалась и становилась косматой.

Единственное, что с первого взгляда привлекало к ней внимание, был ее хвост — длинный и пушистый, как у белки. Он изгибался над спиной и почти доходил до носа. Присмотревшись внимательнее, мы заметили тонкие, чуткие уши и зоркие глаза. Над глазами вместо бровей — маленькие бурые пятнышки.

Юнг рассказывал мне, что знакомый ирландец, приехавший из города Ситка, подарил эту собачку его жене еще совсем маленьким Щенком. В форте Врангель щенок сделался общим любимцем. Но больше всех его полюбили индейцы и назвали Стыкин — по имени своего племени.