«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки

Он знал куда. Он не стал ее утешать и обнадеживать, он ответил просто:

— У меня есть план нападения при помощи хунхузов на Акатуй и освобождения каторжан. Я поеду в Шанхай, а там посмотрим.

Жена отвыкла удивляться планам своего мужа. Она взяла его за руку и сказала:

— Прочти, как это у тебя… Дни придут…

Дни придут, когда небо будет лазурнее,
Люди счастливее, души их чище;
Дни придут, когда жить будет легче,
…Да!., придут эти дни!..

Пароход проходил мимо набережной.

С палуб полетели гирлянды и венки: по давнему обычаю, отъезжающие дарили цветы на память о себе самому дорогому человеку: матери, отцу, жене, невесте, другу…

Руссель тоже снял с шеи гирлянду роз. Он увидел, как протянулись руки Укеке, Дезирэ и всех остальных.

«Кому?»

Руссель медлил.

Потом он улыбнулся и, размахнувшись, бросил цветы маленькой смуглой девочке, сидящей на плечах высокого мужчины. Вдруг на полпути лопнули нитки, связывающие гирлянду, и в протянутые руки толпы рассыпался дождь белых и красных роз…

Пароход выходил в открытое море. Но долго еще прислушивался Руссель к летящим с берега словам:

В разлуке любовь моя будет с тобою
Всегда, до новой встречи…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Отъезд с Гавайев открыл еще одну яркую страницу жизни Русселя-Судзиловского. Он поселился в Шанхае, ему удалось наладить связь с акатуйскими товарищами и договориться с хунхузами. Но разразилась русско-японская война, и план освобождения акатуйцев пришлось оставить.

На очереди стала более актуальная работа — Руссель занялся революционной пропагандой среди русских военнопленных в Японии. Царское правительство, обеспокоенное этой пропагандой, поставило на вид правительству США деятельность американского подданного Русселя. Из Вашингтона потребовали, чтобы Руссель прекратил пропаганду. Он отказался, и правительство США лишило его американского подданства.

После войны Руссель жил в Японии и на Филиппинах, занимался медицинской практикой, издавал газету, журнал. Последние девять лет жизни провел в Китае.

Вскоре после Октябрьской революции возобновились связи Русселя с родиной, он вел переписку со старыми друзьями, советское правительство назначило ему персональную пенсию.

Руссель мечтал вернуться на родину — «завершить кругосветное путешествие», — но этой мечте не суждено было сбыться. Он умер 83 лет в 1930 году в Тяньцзине.

Вокруг костра, на котором, по восточному обычаю, должны были сгореть останки Русселя, собралось много народу. И эта огромная толпа тяньцзиньских бедняков — китайцев, японцев, европейцев, пришедших проститься с «Русским Доктором», была лучшим свидетельством, что жизнь его прожита недаром, что народ сохранит о нем благодарную память.

Михаил Васильев ЛЕТАЮЩИЕ ЦВЕТЫ [23]

I

Горный поток низвергался со стометровой высоты. Подбежав к краю ущелья, он делал первый головокружительный прыжок вниз: казалось, голубовато-зеленая лента свешивается с серой скалы. Затем лента исчезла в белом облаке брызг — поток падал на каменные глыбы.

Но это была только первая треть пути. Весь в белой пене, щедро разбрасывая клочья ее по сторонам, поток падал дальше, перескакивая с уступа на уступ. Внизу в серой тьме ущелья, пробежав по камням, он сливался с другим, более мощным потоком, и вместе они продолжали путь к морю.

Завьялов полулежал на узком выступе скалы как раз над тем местом, где голубоватые струи водопада сталкивались с летящими навстречу брызгами. Иногда ветер подхватывал и бросал ему в лицо пригоршню мелких капель. Скала от них становилась мокрой и скользкой. Держаться на ней было трудно.

Завьялов повернул голову налево и прижался правой щекой к холодному шершавому камню. Перед его глазами повис водопад. Отсюда, вблизи, он отнюдь не казался голубой лентой — это была лавина воды, могучая и яростная, с прожилками пены и мути, готовая подхватить и беспощадно перемолоть в жерновах камней все, что попадет в ее холодные упругие струи. Завьялов осторожно повернул голову и прижался к скале левой щекой. Взор скользнул по голой базальтовой стене. Нет, продолжать подъем было невозможно. Опытный альпинист, Завьялов понял это еще сорок минут назад, осматривая стенку ущелья снизу. Он не поверил себе, решил убедиться. И полез, цепляясь упрямыми пальцами за шатающиеся обломки разбитого выветриванием камня, используя каждую трещинку, пробитую корнем растения. Сорок минут подъема и сорок возможностей сделать последние в жизни полшага. Нет, пожалуй, он не имел права позволить себе такую роскошь!

Завьялов снова осторожно повернул голову и посмотрел вверх. До цели оставалось совсем немного. Метрах в двадцати выше, по ту сторону водопада, на отвесной стене были выбиты человеческие фигурки. Одни из них, припав на колено, целились из лука, другие метали на бегу копья, третьи сидели в ладьях и гребли.