На суше и на море. Том 1

Плов оказался очень вкусным. На заставе такой сладкий плов не готовили ни узбеки, ни таджики. Вообще здесь на столе отсутствовали мясо и жиры, а красовались ляганы и кайсы со свежей зеленью, сухими и свежими фруктами. Но что было самым удивительным, на столе стояло сухое красное вино, которое разрешали пить даже детям, как сок. Вероятно, это была еще одна древняя восточная мудрость, которая исключала пьянство в восточных семьях.

День пролетел незаметно, а вечерний поезд на Москву отправлялся в 23–00. В 22–00 вся шумная компания родственников поднялась из-за стола. Младшие дети уже давно спали, т. к. в короткие февральские дни солнце рано садится. Но взрослая половина родни легко подняла весьма скромный багаж наших путешественников и отправилась на вокзал в «пешем строю». Уже выспавшийся наш мальчик бодро шагал со всеми. Не смотря на свои шесть лет, он уже был неутомимым и опытным ходоком, как и все жители гор.

Прощания должны быть не долгими, как при очень кратковременной разлуке. Этой мудрости следуют многие народы и люди, которым приходится часто разъезжать по свету. Поэтому прощание было теплым и очень коротким. Посадив гостей в купейный вагон, наскоро попрощавшись, родственники ушли, не дожидаясь отхода поезда, который был битком набит пассажирами всех возрастов и национальностей. В Москву из них ехали далеко не все. Для этого нужно было иметь особый пропуск. Но до Москвы 3500 км. Множество городов пересекал Турксиб на этом пути.

Устроившись в уютном вагоне, в теплом и просторном купе, сын и мать быстро уснули после бурных эмоций, пережитых при встрече с родственниками. Мерно застучали по рельсам колеса. Впереди трое суток езды до столицы их великой родины СССР – златоглавой Москвы.

От окна мальчика было трудно оторвать. Пейзажи за окном менялись быстро. Уже зеленевшие хлопковые поля и цветущие сады долин Узбекистана сменяли сухие степи казахской полупустыни Арала, где на станциях предлагали всевозможную вяленную и сушеную рыбу, в том числе и балыки знаменитой белой (осетров, севрюг и даже огромных белуг) рыбы и черную икру. Мама накупила всего впрок, учитывая и прекрасный аппетит сына, и желание угостить редкими для них восточными яствами ждущих ее родных в Польше и родных отца в Москве. Здесь наш герой впервые увидел море, вернее Аральское озеро, которое тогда было полноводным и ему показалось огромным. Вода подходила почти прямо к железнодорожным путям. Такой голубовато-зеленной массы воды до горизонта он еще никогда не видел. Местный язык он хорошо понимал, хотя и говорили местные «киргизы» (казахи) с каким-то странным акцентом. И когда он у них спросил, указывая на водную гладь: «Бу нема? (это что?)», впервые услышал тюркское слово ДЕНГИЗ – МОРЕ. Он хорошо запомнил это новое слово, не подозревая, что всего через 17 лет свяжет с ним всю свою жизнь.

Долго еще после отхода поезда со станции из вагонного окна было видно море, от которого мальчик не мог оторвать взгляд. Своей широтой и красотой оно было под стать его родным горам.

А поезд летит и летит, стучат по рельсам колеса, слегка раскачиваются вагоны. И вечером, когда за окном вагона темно, приятно слушать мамино чтение о Синдбаде – мореходе или «Гулливер в стране лилипутов». Да и сам он уже мог читать, хотя и очень медленно. Поэтому ленился и предпочитал слушать, что рассказывают или читают другие.

Еще одним ярким событием, которое мальчик запомнил на всю жизнь, были рассказы матери, навеянные дорогой, о том, как они с отцом в теплушках воинского эшелона ехали из Украины на Туркестанский фронт, воевать с басмачами и устанавливать в Средней Азии власть советов. Как их обстреливали белогвардейские и басмаческие банды, как приходилось браться за винтовку, а то и за пулемет. Как теряли друзей и встречали новых. «Не в барском купе, как сейчас, а в теплушках военного поезда, ехали мы в Среднюю Азию – родину отца, только что поженившись. Это было нашим свадебным путешествием», – рассказывала мама. Шел 1918 год, маме 16 лет. А сейчас, 23 года спустя, мама сама ехала «как барыня, а сын как барчук», в отдельном купе. Трудно было понять, радуется она или сожалеет об этом.