На суше и на море. Выпуск 11 (1971 г.)

Он уже совсем обессилел, когда впереди мелькнул огонек. То был свет тусклого огонька керосиновой лампы в окне одинокой избы. А когда он приблизился, хижина из колдовской избушки на курьих ножках превратилась в степенный дом-пятистенку с палисадником, забором и какими-то пристройками по бокам. Три ступеньки у крыльца привели москвича к запертой двери, долго не отвечавшей на его отчаянный стук. Наконец за ней что-то грохнуло, звякнул железный засов и дверь распахнулась. Кряжистый бородач в ватнике, опираясь на суковатую палку, грубо спросил:

– Ну, чего надо?

Журналист объяснил, еле находя слова, проглатывая слюну и задыхаясь, что он приезжий, ходил на охоту, заблудился и просит разрешения обогреться и отдохнуть. Войдя из темноты в освещенную комнату, он невольно зажмурился и тут же услышал сочувственный возглас хозяина.

– Да кто же вас так разукрасил?

Лицо журналиста было все исцарапано ветками деревьев и кустарников. Кровь размазалась и растеклась, губы распухли. Когда он умылся, хозяин снова настороженно спросил:

– Гнался кто-нибудь? Уж не медведь ли часом?

– Может, кто и гнался, - сказал москвич, - а верней всего, просто показалось. Случается иногда. Лес, темно, дорогу потерял, тропки не видно…

Ему не хотелось рассказывать незнакомому человеку о пережитом. Да и не поверит, пожалуй. Теперь уж и сам журналист, отогревшийся и успокоившийся, не очень-то верил в свое недавнее приключение. «Привиделось, должно быть, - думал он. - Напугал секретаришка. Разыграл все-таки». Но спасительная мысль не утешала. Галлюцинациями он не страдал и в леших по-прежнему не верил. Туман? Игра теней? Наведенная галлюцинация? Кем - секретарем? А может быть, он самодеятельный гипнотизер?

Сосредоточиться не удавалось. Хозяин оказался здешним лесничим, когда-то окончившим московский вуз. Он с интересом расспрашивал журналиста о столице, о московских театральных премьерах, о новых книгах и фильмах. Собеседник он был приятный, но журналист отвечал рассеянно, все время пытаясь вспомнить, где он раньше видел хозяина. Уж очень знакомым казались и лицо и весь внешний облик лесничего, когда он присмотрелся к нему при свете лампы. Определенно он где-то совсем недавно и очень близко видел этого человека. Но то ли сказывалась усталость, то ли мешало желание объяснить только что пережитое в лесу, но воспоминание ускользало, дробилось, растворяясь где-то в глубинах памяти.

Вдруг он вспомнил и ужаснулся. Перед ним за грубым дубовым столом сидел… леший. Тот самый зеленоватый прозрачный человек, который шел по болоту к черному валуну. Сейчас он был вполне реальным, небритым, хохочущим и здоровым. Рубаха-парень, широкоплечий бородач - какой там леший! Он весело рассказывал, как надо бить дупелей в лесу и утку в лет, как ставить силки и читать следы лесных зверей. Журналист в конце концов подумал, что сходство этого человека с лесным привидением он сам придумал: ни сходства, ни привидения, конечно, не было; всему виной оптический обман, страх и самовнушение.

Но что-то все-таки заставило его задать вопрос лесничему.

– Ну, а сегодня в лесу что поделывали?

– Сегодня? - наморщил брови лесник. - Читал немного, лежал. Ковылял от стола до печки. Куда ж пойдешь больной, всего пятый день как из больницы, - лесник постучал палкой об пол. - Опять ногу сломал.

– Опять? - спросил москвич.

– Не везет мне с ногами. Сейчас вот с лошади загремел, а лет пять назад хрустнула, когда из болота на камень карабкался.

– Из болота? - недоверчиво переспросил журналист. - На камень? Где, не у Черной ли топи?

Лесничий как-то странно взглянул на него.

– Почему догадались?

– Я был там сегодня. И камень у берега видел.

– А еще ничего не видели? - вопрос прозвучал настороженно и тревожно.

– Нет, ничего, - замялся москвич, - Дождь начинал накрапывать. Я и ушел.

Лесничий не замечал или не хотел замечать его осторожности.

– Я только-только закончил лесотехнический, - сказал он, улыбаясь воспоминанию. - Двадцати трех не было. Леса этого совсем не знал. А тут еще на спор полез с одним из старожилов, что пройду через лес ночью. Без ружья при этом.

– И прошли?

– Прошел. Даже памятка осталась, - бородач взъерошил волосы; у висков показалась проседь. - Не дешево обошлась мне эта прогулочка. В этой самой топи, где вы были, чуть не увяз.

Журналист молчал, только руки его на коленях под столом дрожали мелкой дрожью.

– Страшно? - спросил он лишь для того, чтобы не тянуть паузы.

И опять лесничий не заметил ничего или сделал вид, что ничего не заметил, и усмехнулся в бороду.