На суше и на море. Выпуск 30 (1990 г.)

Коробки с бисквитами, консервные банки, многочисленные бутылки в оплетках представляли собой беспорядочное нагромождение в одном углу кладовой, все содержимое ящиков смешалось. Вильям Андерсон и я бросились отбирать то, что нам могло понадобиться, а Сэму велели пробраться в какую-нибудь из кают, находившихся по четыре с каждой стороны рубки, и принести несколько одеял и простыней, из которых мы могли бы соорудить себе навес, так как днем в лодке было жарко, а ночью холодно. Собрав все, что считали нужным, Андерсон и я пробрались к себе в каюты, чтобы забрать все, что хотели спасти. Сборы были в самом разгаре, когда Сэм, который находился в дверях рубки, громко сообщил, что начинается дождь. Сначала я хотел крикнуть ему: «Захлопни дверь в рубку, чтобы вода не попала внутрь!» Но потом передумал и чуть не расхохотался над такой нелепостью. Над входом в рубку была небольшая надстройка, с одного края которой имелась дверь. В том положении, в котором сейчас находилось судно, надстройка была прямо над входом в рубку, так что дождь никак не мог проникнуть внутрь. Вскоре мы услышали, как дождь вовсю забарабанил по корме. Мы взобрались на трап и выглянули наружу. Вокруг была густая пелена дождя, какую можно увидеть только в тропических широтах.

– Как здорово, что мы здесь, - заметил Андерсон. - В шлюпке мы бы давно потонули в такой ливень.

Я с ним полностью согласился, и мы решили переждать внутри парохода, пока кончится дождь. Это произошло только спустя четыре часа. Когда мы выглянули наружу, то увидели, что наша шлюпка почти до краев полна воды и осела настолько, что, если бы кто-нибудь из нас попробовал влезть в нее, она незамедлительно пошла бы ко дну.

– Вот дела так дела, - сказал Андерсон и добавил: - Ничего не остается делать, как сидеть, где сидим.

Я подозреваю, что в душе он был чрезвычайно рад этому обстоятельству. Можно понять человека, который провел в лодке безвылазно два дня и две ночи. По крайней мере спорить на эту тему было бесполезно, и мы принялись устраиваться в своем убежище. Мы притащили из каюты несколько матрасов и подушек и, когда стало совсем темно, зажгли лампу, предварительно наполнив ее прованским маслом, не найдя в кладовой ничего более подходящего. Ночью мы отлично выспались, ничто не потревожило нашего сна, если не считать того, что, переворачиваясь на другой бок, Вильям Андерсон каждый раз поднимал голову и пускался в рассуждения о том, насколько здесь лучше, чем в этой «проклятой посудине».