На Суворовской площади

Вот и весь служебный рост:
на погонах восемь звёзд,
а хожу все годы
в командирах взвода.

Я, меняя округа,

бил условного врага.
Но с годами чаще
враг был настоящий.

Я в Абхазии бывал,

в Приднестровье воевал,
я верхом на танке
ездил по Таганке.

Я стоял на рубеже,

спал со вшами в блиндаже,
я копал окопы
посреди Европы.

Мне давала ордена

удивлённая страна:
умный, мол, ворует,
а дурак – воюет.

Я не робок и не слаб,

я отнюдь не против баб,
но с моим окладом
им меня не надо.

Я под вечер или в ночь

выпить водочки не прочь:
это тоже дело,
если нет обстрела.

В общем, я такой, как вы

из Тамбова ли, Москвы, –
разве что контужен
и никому не нужен…

Вернуться и жить

А дома всё по-старому,
а в жизни всё по-новому.
Прошёлся бы бульварами,
да сапоги с подковами.

Весна ручьями бесится,

птенцы пищат под крышами,
двадцать четыре месяца
не виданы, не слышаны.

И за телеантеннами

такая даль спокойная,
как будто бы Вселенная
вовек не зналась с войнами.

Брат учит математику,

но оглянись зачем-нибудь –
военного солдатика
рисует на учебнике.

Мать пирогами занята,

кричит из кухни весело:
– Вот рада будет Таня-то,
а то уж нос повесила!

Глядишь в окно широкое

на блещущие лужицы.
Опять вокруг да около
воспоминанья кружатся.

Брат переходит к физике,

сопит – не получается…
Гвардейская дивизия
с героями прощается.

Гремят салюты вечные,

полки идут колоннами.
А жизнь-то бесконечная,
а слёзы-то солёные.

Мыть возится с опарою,

брат – с прозою Астафьева.
И Танечка с гитарою
поет на фотографии.

Впереди – Москва

Опять газетные посулы,
пустопорожние слова…
Но, возвращаясь из Кабула,
мы знали: впереди Москва.

Так предавать, как предавали –

из-за угла, исподтишка, –
другую армию едва ли
в любые предали б века.

Нас ненавидели за силу,

и не чужие, а «свои»,
толкая в братские могилы
и бесполезные бои.

А выживших ждала расплата

и обвинение в грехах,
в которых были виноваты
те, предававшие в верхах.

И всё же из Афганистана,

его огнём закалены,
назло измене и обману
вернулись воины страны.

В демократической столице

враги добить нас не могли,
пока бессчётные границы
меж братьями не провели.

Вот-вот обрушится держава,

уже пылают города…
Но армия имеет право
стать Божьей карою тогда.

Врач