Читаем На Свободе . Беседы у микрофона. 1972-1979 полностью

Собственно, социальное положение, так бы сказать, пост, занимаемый человеком в обществе, — это что-то вроде одежды, что ли. Он имеет отношение к счастью — к подлинной душевной гармонии со спокойной совестью, с полнотой ощущений радости бытия (вспомним, как это бывает в детстве: радость просто бытия!). А вот социальный «пост» имеет отношение к подлинному счастью, по-моему, такое же, как одежда к здоровью. Под расшитым золотыми галунами кафтаном может скрываться и немощное и несчастное тело. К здоровью-то кафтан имеет отношение, если элементарно хранит от холода, не стесняет, не душит, ну пусть еще, пожалуй, не уродует, а украшает, но на этом точка. Если бы кому-нибудь предложили всю жизнь ходить в резиновом водолазном скафандре, в маске и дышать через трубку, — думаю, любой бы отказался, будь тот скафандр хоть выстелен изнутри панбархатом, а снаружи обвешан золотом и бриллиантами. Вечно, до могилы — в скафандре, дыша через трубку? Предпочту любые лохмотья, предпочту вообще ничего, сделаю себе передник из соломы. Да, конечно же предпочитаю быть дикарем в джунглях, чем любым вождем, фюрером, начальником гестапо, заведующим тайным спецотделом, секретарем обкома, начальником концентрационного лагеря, председателем Союза советских писателей, каким был когда-то при Сталине Фадеев, но конечно же пуще всего — самым главным диктатором.

Смешные, очень смешные люди. Видят, как блестит у кого-то на животе золото, и думают, что если у них у самих заблестит, так станет хорошо, и тело станет здоровым, и счастье привалит, и вот идет великая борьба — толкотня, резня, взаимоубийство, растаптывание соперников — за что? За скафандры! Революция, ура — скафандры дают! Умер, задыхаясь в золотой клетке, вождь — ура, место освободилось! Сделали государственный переворот, скинули очередного волюнтариста — спешите, идет передел скафандров! Скажете, не так?

Клеткой делается вообще-то всякое выдающееся место, «пост» в обществе: хоть главного конструктора ракет, хоть мировой кинозвезды. Оно, как бросающаяся в глаза одежда в бриллиантах, как мундир, на котором нет уже места для орденов, — само по себе, а счастье, как здоровье по отношению к личности, само по себе, в общем-то. Мировая кинозвезда Мерилин Монро покончила с собой. С точки зрения бриллиантов и золота — чего бы, казалось, не хватало? Не грозила даже ничья месть, как покончившему самоубийством в своей золотой клетке Александру Фадееву. Я бы три недели валялся в ногах у Бога, умоляя его не карать меня, не давать мне судьбы Фадеева, — хотя внешне это сперва кажется «из другой оперы», — но и судьбы, скажем, Адольфа Гитлера, Иосифа Сталина, Владимира Ленина, Феликса Дзержинского, того самого, которого Владимир Маяковский предложил для «делать жизнь с кого». Тогда, значит, и самого Владимира Маяковского, который делал-делал жизнь с Дзержинского, да в расцвете лет пустил пулю в лоб. Идите, идите себе от меня прочь, такие советчики, как и с кого делать жизнь. Хуже всего же не советчики, а уже прямые приказчики: приказом с приложением печатей и револьвера, предписуют тебе делать жизнь так, а не этак, вот тебе скафандрик, вот тебе линия, топай… от таких дай бог унести ноги, что бывает трудно и стоит жертв, даже если и минет посланная вслед пуля.

Говорю не о том, что выдающееся положение противоречит счастью непременно, отнюдь нет. Я говорю только о случаях противоречия. Но их, впрочем, так много, что случаев обратных, случаев, когда человек, в результате огромных усилий, и кафтан золотой носил, и подлинно гармонически счастлив был, — таких случаев так мало, что скорее они исключения, так мне кажется. Потому что это самое, как говорится, положение обязывает. У меня есть свой небольшой опыт, который позволяет судить не отвлеченно-теоретически. В Советском Союзе я было «выбился» в ряд писателей известных. То несравнимо было, конечно, с катастрофической известностью, например, Евтушенко, но все ж поначалу в новинку, признаюсь, меня тешил, как ребенка новая игрушка, мой новый, такой эффектный кафтан. Потом тысячи писем, обязанность выступать на читательских конференциях, быть где-то делегатом, отвечать в интервью, всегда находиться в этаком ответственном состоянии начали меня тяготить, раздражать, далее угнетать. Я был знаком с одним знаменитым актером, лицо которого по кинофильмам знает страна. Ходить с ним по улице, ехать в метро, троллейбусе — это нечто неописуемое: все глядят. Вообразите жизнь, когда на вас все время глядят, глядят, глядят, в конце концов это превращается в пытку, в кошмар. Под душем приятно помыться, но — всю жизнь непрерывно находиться под душем? Так можно с ума сойти.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже