- Смотри сам. Но это еще не все, - продолжаю я. - Есть еще один человек, который тоже, возможно, несет ответственность за это убийство. И тогда твоя вина еще немного уменьшится. Это - Гелий Станиславович Ермаков. Ты его знаешь.
Совко резко вскидывает голову и напряженно смотрит мне в глаза, словно проверяя, не ослышался ли, действительно ли я назвал это имя.
- Добрались? - хрипло спрашивает он и откашливается.
- Пока на свободе, - отвечаю я. - Вокруг работаем. Пока он еще на своей синей "Волге" разъезжает.
- Уйдет, - криво усмехается Совко. - Кто-кто, а этот уже точно уйдет. Как раз на синей "Волге" и уйдет.
- На такой красавице далеко не уйдешь, - возражаю я.
- А ему далеко и не надо, - загадочно усмехается Совко. - Только до Гусиного озера. А там - будь здоров.
- Там у него что, тайный аэродром? - я тоже усмехаюсь. - Как у Гитлера?
- Там у него дядя Осип. Лучше всякого аэродрома. Схоронит так, что вовек не найдешь. Это уж точно.
Я качаю головой.
- Не такой человек Гелий Станиславович, чтобы весь век прятаться. Да и чего ему прятаться? Все кругом него спокойно. Про убийство он, конечно, знает. Да что ему-то? Если даже ты про его участие в этом деле не подозреваешь.
- А чего мне подозревать? - резко спрашивает Совко. - Я точно знаю. Он мне про это сам сказал.
- Когда в Москву посылал?
- Ага.
- Как же он вам это сказал?
- Он мне сказал. Леха не знал ничего.
Ишь ты! Кажется, сейчас только все и валить на Леху. Ведь на первом допросе Совко так и делал. И вдруг... Что это, совесть? Или растерянность? Или злость на всех? Нет, совесть отпадает, совести у него нет. Да и растерянности не чувствуется. Подавленность только какая-то в нем. Ну, и, видимо, злость. Но тут другое. Совко хочет хоть на сколько-нибудь, но снять с себя вину, уменьшить ее.
- Ну, и как он тебе это сказал? - повторяю я свой вопрос.
- Так и сказал. Завалить, мол, одного придется. Лев покажет кого. Сделаешь - в деньгах купаться будешь. Его слова, гад буду.
Все-таки незаметно-незаметно, но проговаривается Совко, признает убийство Семанского. Значит, правильно я построил допрос. Ошеломил, подавил, увел в сторону его мысли, в нужную мне сторону. Сейчас надо вести его дальше и не дать опомниться. Темп и напряжение - вот главное сейчас. Гусиное озеро какое-то выплыло, дядя Осип...
- Как же он вас отослал? - спрашиваю я. - Вы же ему там нужны.
- Остался при нем человек, - угрюмо отрезает Совко, снова глядя куда-то в сторону. - За него не бойся.
- Славка?
- Нет, - презрительно машет рукой Совко.
- Жук, Рыжий?
Он настороженно, с какой-то опаской, недоверчиво смотрит на меня.
- Ты откуда их знаешь?
- Познакомились.
- Неужто и их замели? Во потеха!
- За что их заметать? Гуляют. Так кто же у Гелия остался, - Жук, Рыжий?
- Это все мелочь, - снова машет небрежно рукой Совко.
- Кто ж тогда?
- Ну, ну. Кого ты не знаешь, того и я не знаю. Понял?
Он насмешливо смотрит на меня светлыми злыми глазами.
Конечно, он признает только то, что ему выгодно или уж деться некуда будет. Вот, например, продать своего бывшего хозяина - это ему сейчас выгодно.
- И ты не побоишься все это Гелию в глаза сказать?
- А чего мне теперь бояться, интересно? - ощеривается в усмешке Совко, и под пухлой губой видны сейчас мелкие, треугольные, волчьи зубы. - Если за него как следует ухватитесь, он загремит так, что я до пенсии его не встречу.
- Ладно. Тогда я твои слова занесу в протокол, насчет задания в Москве. Ничего, подпишешь или как?
- Ну и подпишу. Дело какое.
- А вот Барсиков, боюсь, не подпишет, - вздыхаю я, как бы сочувствуя Совко.
- Подпишет! - с угрозой говорит он, наливаясь новой злостью. Подпишет, гад! Не то я... Он что думает, мне одному мокрое на себя брать? Не-ет, не пойдет. Один я не буду. И Лехи тут мало. Леха что! Они пойдут! Всех потащу!
Он уже срывается на крик. На впалых щеках проступают красные пятна, и губы начинают мелко дрожать.
Но тут у меня на столе неожиданно звонит телефон. Внутренний. Я поспешно снимаю трубку. Говорит Кузьмич. Голос у него, как всегда, невозмутимый, но я улавливаю в нем какое-то непонятное мне напряжение.
- Немедленно кончай допрос и иди ко мне! - приказывает Кузьмич.
И кладет трубку.
- Ну что ж, Николай, - говорю я. - Пока все. Ты прав, каждый должен отвечать только за себя. - И повторяю: - Пока все.
Конвой уводит Совко, а я спешу к Кузьмичу.
У него в кабинете я застаю Углова. Вид у обоих хмурый и встревоженный.
- Плохие новости, - говорит мне Кузьмич. - Только что звонил Албанян. Оказывается, исчез Шпринц.
- А с ним и все бухгалтерские документы касательно операций с пряжей, добавляет Углов.
- Исчез? - удивленно переспрашиваю я.
- Именно что исчез, - кивает Кузьмич. - Ну, и цепочка оборвана. Все концы в воду.
- Что ж делать?
- Немедленно лететь, - решительно говорит Кузьмич. - Возглавь поиск. Самолет через два часа семнадцать минут. Успеешь.