На свои круги (СИ)

Орвил нахмурился. «О чём он? Думает, смогу всё-таки убить? Это после того, как из воды вытащил? Знал бы, бросил бы там, тони дальше, как муха в меду, мне-то что?» Наклонился и подобрал меч оруженосца, спрятал кинжал за голенище сапога, поудобнее перехватил меч, поднёс лезвие к горлу слуги своего отца, спросил:

- Ты что здесь? Ты же оруженосец? Почему не с ним?

Эрвин понял, о ком речь: о бароне Элвуде спрашивал его сын своего отца.

- Он не взял меня с собой... оставил в обозе...

Орвил молчал, разглядывая противника сверху, и Эрвин, поддерживая больную руку, поднялся на ноги под пристальным взглядом барона, топтался в холодной воде.

- Может, в-выйдем из в-воды?- Голос предательски дрожал, зубы стучали, и Эрвин начал заикаться.

Орвил вышел из воды первым, всё ещё не опуская меча.

- Не... не бойтесь... Я... я же признал с-себя вашим пленным...

- Не сбежишь?

Отрицательно дёрнул подбородком.

И тут с вершины оврага вниз посыпались всадники, загомонили, окружая, и Эрвин, поняв, что теперь его ждёт плен, устало прикрыл глаза. Как же он замёрз! Лучше сдохнуть здесь и сейчас!

Слух уловил чёткие приказы барона своим людям:

- Переоденьте его в сухое и побыстрее! Найдите и мне сухое, не хватало отморозить ноги! Забираем обоз и убираемся... Быстро!

Эрвин почувствовал, как кто-то из услужливых оруженосцев барона Арвинского накинул на плечи длинный тёплый плащ. Ещё один барон в его жизни. Найдите десять отличий между отцом и сыном.

Часть 26

Тяжёлый железный барбекю хлухо брякнул за деревянной дверью, закрывая камеру. Эрвин остался один. Охранник принёс ужин – кусок рыбного пирога и несколько мелких зелёных яблок. Неплохо! Не то что в тюрьме его отца, а Дарнте, там раз в день давали всего кусок хлеба и холодную воду. Сравнение не в пользу барона Элвуда, что ни говори.

Но тюрьма и есть тюрьма. Тот же холод, темнота и мрак, голые ледяные стены, соломенный тюфяк на полке, хоть не на полу, как было в Дарнте.

Эрвин вздохнул. Как же он устал от этого. Как надоели они ему, отец и его сынок, ну почему оба они мыслят так одинаково? Опять тюрьма, снова камера, как у преступника, сколько можно?

Ведь сказал же, что признаю себя пленным, что не попытаюсь сбежать и не пытался ни разу, зачем же так?

Вспомнил дорогу до Арвина. Это было интересно. Его сопровождали два человека, хорошо хоть, что не стали связывать, хотя пытались. Эрвина передёрнуло: он помнил ту боль, что пережил, когда два воина начали связывать ему руки. Это было больно, сильно больно, от боли даже горло перехватило, и Эрвин взмолился тогда:

- Не надо, не делайте этого... Пожалуйста... Я не сбегу... Поверьте мне... не надо... Пожалуйста...

Он редко когда просил о чём-то, а тут не выдержал, чувствуя, что от сильной боли даже в переносице заболело подступающими слезами. Не хватало ещё! Вот же позор, стыдоба несчастная, но ничего не мог с собой поделать.

Хорошо, что рядом оказался этот барон, он разговаривал с кем-то из своих рыцарей и, видимо, услышал мольбу пленного оруженосца, приказал своим воинам:

- Ладно, не связывайте его, он не сбежит...

Эрвин в этот момент был безмерно благодарен ему, что он остановил эту невыносимую пытку.

К этому времени Эрвина уже переодели в сухую тёплую одежду, простую, конечно, но добротную, и собирались увозить в Арвин, его ждала долгая дорога верхом и под охраной. Барон спросил своих людей:

- Вы врачу его показывали? Что с рукой?

- Нет, милорд...

- Ну так покажите! Пока вы до места доберётесь, это же сколько дней? Что тянуть! Быстро!

Эрвин опять готов был сказать ему «спасибо». Подоспевший врач успел осмотреть его и обрадовал, что рука не сломана, а выбита в плече, он сумел вправить её на место и посоветовал беречься и больше отдыхать.

Всю дорогу до Арвина, верхом, Эрвин, бледный от боли, старался выполнять совет врача как мог, но получалось плохо, она и сейчас продолжала болеть, уже столько дней в темнице Арвина. А как её беречь, когда в любой момент, словно всё нарочно, так и норовит ударить или задеть именно больное место? Но так всегда, что бы ни болело.

Даже здесь, в камере темницы, то ляжешь неудобно, то заденешь ненароком, то обопрёшься случайно. Эрвин приучал себя к мысли продумывать каждое действие, каждый шаг.

Сколько ещё он пробудет здесь? Зачем он, этот барон, держит его тут? Может быть, он надеется на выкуп или попытается давить на своего отца – бесполезное дело! Барон Элвуд никогда не пойдёт на это, ради Эрвина – никогда. Он не был богатым воспитанником барона, за него не надо было отвечать ни перед кем. Он – безземельный сирота из рыцарей среднего пошиба, таким видел его барон Элвуд, таким он был в его глазах, да и в последнее время он сильно разочаровал своего сеньора.

Но, видно, сын его об этом не знал.

Пожалуй, самого барона и не было ещё дома, иначе, как думалось Эрвину, он бы обязательно посетил его здесь или вызвал к себе. Неужели же он не потешит своё самолюбие?

Оруженосец отца, противник по сражению, да ещё и победитель в турнире в личном поединке... Неужели он не захочет глянуть на Эрвина в стенах темницы? Не захочет разве душу отвести?