На свои круги (СИ)

А может, всё просто так казалось, и просто надо меньше голову забивать. В самом деле, он побудет здесь немного и уйдёт.

А вот то, что Ания тоже, оказывается, чувствовала, что Эрвин этот не так прост и что-то скрывает от всех, это было открытие для него. И она, и он не могли ошибиться. Этот Эрвин и ей показался каким-то странным, она даже пыталась проверить его отцовским кубком. И он не стал пить из него. Всё это настораживало. Всё это рождало вопросы. Кто он? Откуда? Кто его родители? Из какого он рода? Кто воспитывал его? Кто учил его премудростям охоты и военного дела, кто учил его слагать стихи? Кто он такой?

Вопросы всегда требуют ответов.

Он здесь уже два месяца, а Орвил так ничего и не узнал о нём. А узнает ли? Вот в чём вопрос.

- Ладно. Хорошая была охота. Хороший был день. Я к себе. Доброй ночи...- Эрвин пожелал доброй ночи и поднялся уходить. Барон проводил его задумчивым взглядом.

* * * * *

Боль в левой руке не давала покоя, ноющая, противная, такая, что не даёт расслабиться, забыться сном. Такое бывало перед дождём или грозой, а зимой перед метелью или снегопадом, и в такие ночи Орвил не мог найти себе покоя, мучился бессонницей. В голову лезли всякие мысли, вспоминалось прошлое: умершая мать, отец, отказавшийся от него, как от сына, и выгнавший вон, дед, которого он знал совсем недолго. И мачеха. Ания. Та ночь, когда они вместе разговаривали, когда он признался ей в любви, в том, что завидует собственному отцу, и появление последнего в слепой своей ярости. И этот перелом, и обвинения в измене, и страх за неё, за то, что отец расправится с ней, что уничтожит её своими излюбленными способами, каками травил жизнь матери. И отчаяние, что теперь уже не сможет помочь, что оставил её там одну, один на один с этим старым тираном.

Всё вспоминалось само собой в такие долгие одинокие ночи боли и тоски. Конечно, была потом ночь другая, та, в «Пропавшей подкове», она изменила многое. В первый и единственный раз они были вместе. Но в моменты бессонных ночей, когда в природе ожидалась перемена, когда должны были нагрянуть бури и ненастья, когда сломанные кости ныли зубной болью, вспоминалась именно та ночь в январе, а не счастливая ночь в «Пропавшей подкове». Почему? Почему память была такой избирательной? Странно.

И в эту январскую ночь он не мог заснуть, а бродил в полумраке зала туда-сюда, то к камину – добавить дров, то поворошить угли, то выпить вина, расставил шахматы на большой чёрно-белой доске, а всё больше просто баюкал больную руку, как ребёнка, не засыпающего в болезни и не дающего покоя своим родителям. Никакие лекарства не помогали ему, ничто не могло успокоить эту боль, местный врач сказал, что это, видно, на всю жизнь. Да, «хорошую» долгую память о себе оставил отец, чтобы всегда помнил, помнил и знал, за что страдает, за что мучается. За то, что позарился на чужую жену, на ту, что должен был считать своей второй матерью. Вот так, вот и терпи теперь всю оставшуюся жизнь.

Но он ни о чём не жалел, да, в жизни были ошибки, но это была не одна из них. Разве любовь можно считать ошибкой? Настоящую любовь, выстраданную, вымученную, а главное – взаимную, он любил, но ведь и его в ответ любили. И ладно, что они не могли быть вместе, что она, его любовь, не захотела быть с ним рядом, не захотела оставить свои земли, своего мужа, а главное – своего ребёнка. Что с того?

Важно, что где-то там, за много дней пути от него, живёт она, та, которую он любит, и которая любит его. Да, она живёт с другим, но в сердце, всей душой, она любит только его, его одного. И он будет ждать её, будет ждать возможных встреч и свиданий, что может быть, когда-нибудь что-то изменится, и вопреки всему они будут вместе. Будет ли это очередной турнир или какой-нибудь пир или праздник, всё равно, что это будет. Он будет ждать этого момента, ждать, пока позволяют это годы и сама жизнь.

И правильно сказал ему этот Эрвин, у него не будет жены и сыновей, а кому же он собирается оставить свои титул и земли, свой замок и служение сеньору? Об этом стоило бы думать, но не хотелось. Пока в сердце ещё жила любовь к одной единственной, не хотелось находить какую-то другую, зная, что всё равно не сможешь полюбить, как хотелось бы, и вряд ли найдёшь в сердце угол для другой женщины.

Может быть, время поможет ему, сгладит и уменьшит боль, и он сумеет найти другую, сможет полюбить её другой любовью, и у него ещё будут сыновья-наследники...

- Что, тебе не спится?- Неожиданный вопрос вырвал из раздумий, и Орвил резко развернулся к спрашивающему. Эрвин! Вот уж точно говорится, только помяни кого, тот и появится.

- Да вот...- Не знал, что ответить, и ответа не получилось.

- Что так? Я подумал, что случилось...

- Да нет, не могу уснуть. Рука болит, наверное, метель будет...

- А-а,- протянул Эрвин, но к себе не пошёл, остался с бароном.- А я подумал, вдруг, что случилось.

- Да нет, всё нормально, все спят.

Орвил, чуть прищурив глаза, рассматривал бывшего оруженосца. Ладно, он сам не спал, а этот-то чего по ночам бродит? Ему-то чего не спится?