На свои круги (СИ)

Левая рука немела, и лёгкая ноющая боль поднималась вверх, до самой головы, от неё, казалось, гудело даже в висках. После перелома прошло уже полгода, а рука всё равно оставалась чужой, той, прежней силы, надёжности в ней не было. И это злило.

Это значит, что в любом бою эта рука может подвести, она не выдержит того напряжения, что должна, а ведь она правит конём, держит щит и, если ранена будет правая, возьмёт и меч, и копьё...

Он понял это с первых же дней турнира, с первых схваток, ещё командных. По жребию их поделили на две группы. В первые два дня шли именно схватки – меле, когда рыцари на конях, группа атакующих и группа защищающихся, рубили друг друга затупленными мечами.

Именно тогда Орвил получил несколько ударов по щиту и почувствовал, что его левая рука потеряла чувствительность и практически перестала слушаться.

Проклятый перелом!

Видно, кости срослись неправильно, и это делало его неполноценным воином, и Орвил скрывал это от всех, может, только оруженосец, помогающий ему во всём, догадывался о чём-то.

К вечеру сил не оставалось, а всех участников турнира приглашали и ждали на банкете, там были танцы и музыка. Все эти дни Орвил не ходил на них, отлёживался в бане в горячей ванне. Пытался унять боль в ноющей руке, приучал себя жить с нею, смириться и не замечать её.

Сейчас он лежал в собственном шатре, глядел в натянутый полог потолка и слушал звуки далёкой музыки. Все на пиру, танцуют и пьют вино, девушки улыбаются рыцарям, вручают призы победителям сегодняшнего дня. А простолюдины танцуют и играют под музыку прямо под открытым небом, их-то музыку и слушал сейчас Орвил.

Кто же сегодня будет победителем? Кого назовут?

Наверное, опять его, того, с голубем на щите. Он из тех, кому помогла баронесса Одернская, странствующий рыцарь без наследства. Вовремя она пригрела его, сделала роскошный подарок. Говорят, это его первый турнир. Первый и такой удачный для него.

Он показал себя ещё в командных схватках, вёл смелые атаки и наносил, по словам соперников, мощные тяжёлые удары.

Орвил усмехнулся. Теперь от этих его ударов руки болят и плечи в синяках у всех, кто с ним сталкивался.

Впереди ещё поединки – джоусты и, скорее всего, этот парень примет в них участие. Он не остановится, будет добиваться новых побед, и, может быть, Орвил ещё встретиться с ним в поединке на конях через барьер.

Орвил вздохнул.

Он и сам-то не думал, что попадёт на этот турнир. Всё складывалось как-то так... странно, будто само собой.

Задумался, вспоминая последние месяцы своей жизни. После того случая в январе с баронессой Анией, когда в ярости отец проклял его, сломал ему руку и отрёкся как от сына, много воды утекло. Как ещё он не убил его собственными руками? Спасибо барону Доргскому, сам случай и божественное проведение привели его с женой в эти дни в Дарнт. Барон Годвин буквально держал разъярённого отца за руки.

Вот это предательство! Такого он точно не ожидал!

До сих пор, через столько месяцев, вспоминая эти моменты в своей жизни, Орвил содрогался от пережитого. От ярости отца, от его гнева, от страха за баронессу.

Что он тогда говорил ей?

Он, кажется, признался ей в любви...

Сколько было нежности и теплоты в его сердце тогда, он вспоминал эти чувства всё это время, хотел запомнить их на всю жизнь, пронести через всё, что выпало на его долю... И тут этот проклятый барон со своей яростью, с проклятьями и болью! Он всё затмил!

Орвил вздохнул.

Всё затмил отец. Всё-всё...

Это потом была дорога, холод и полное отчаяние. Какие доспехи? Какой конь? Этот старый дьявол вышвырнул его из замка в чём был, отправил на все четыре стороны в январе. Конечно, он надеялся, что сын-предатель замёрзнет на улице, сгинет без следа, и, слава Богу. Но барон Годвин и тут помог. Он подкупил охрану на воротах, чтобы пустить по следам опального сына своего оруженосца. Этот верный человек нашёл Орвила и тайно доставил в замок Доргских земель. Как это было, Орвил помнил плохо. С тех событий он долго болел. Обрывками вспоминались лица, фразы, прикосновения рук.

За ним ухаживала баронесса Марин, улыбчивая и внимательная, наверное, она мечтала о большем, может быть, хотела добавить его имя к списку своих побед. Но мысли Орвила были заняты только баронессой Анией, мачехой. Все эти бесконечные дни болезни и тайны в Дорге он думал только о жене своего отца.

Что он сделал с ней? Какая участь постигла её? Жива ли она, в конце концов?

От отца можно было ожидать чего угодно. Если он родного сына чуть не убил, то, что говорить о жене, которую он, видно, посчитал изменщицей.

Как и обещал ей, Орвил молился за неё, каждый день перед сном поминал её имя, просил защиты для неё.

Это потом он узнал, что барон сослал её в монастырь, подальше от себя, узнал и готов был бежать за ней, чтобы увидеть, чтобы забрать с собой. И сам-то не знал, что будет с ним завтра!

И опять вмешался барон Годвин.