— Я же вижу людей… Ох, устала же я, ребята! — Она неожиданно потянулась всем телом. — Теперь бы капитально отдохнуть! А тут с понедельника опять! На работу, на учебу!
— Учишься? Повышаешь квалификацию? — снова спросил Силач.
Света засмеялась, и вся она была — один хитрый глаз.
— Вобщем, да. Платные курсы. Интенсивное общение, устранение комплексов…
— А работаешь?
— В санэпидстанции.
— Неужели даже в Зеленокумске знают о нас?
— О Мубеке? Конечно! У вас город знаменитый! Каждый второй — миллионер. Шучу, конечно. Не второй, так третий. Может, десятый. Миллионер или картежник.
— Кто раньше приехал в «Чиройли»? — спросил Тура. — Кореец или его убийца?
— Кореец.
— Точно? — включился Силач.
— Совершенно точно.
— А как думаешь, почему парень в синей куртке… — начал Силач.
— Сабирджон? Я уже всех знаю по фамилиям…
— Да. Почему он сел к Паку?
— Я им об этом вчера говорила. Они знакомы! И не сомневаюсь в этом нисколько…
Тура подошел к окну. С восьмого этажа машины на проспекте казались маленькими заводными игрушками, двигавшимися между четкими белыми полосами, насколько хватало взгляда. На крыше ресторана, на уровне второго этажа, появлялась и исчезала фигурка в защитной каске с ведром и веником — убирала мусор. Уборщик двигался неровно, как коричневая полевая мышка, каких Тура часто видел у себя в кишлаке, по другую сторону Заха.
«Вот и Гюльчехра тоже считает, что Пак ждал Сабирджона. Выходит, преступник каким-то образом узнал об их встрече, — напряженно раздумывал Тура, прислушиваясь краем уха к разговору Силача с девицей. — Если преступник намеревался убить Пака, почему не сделал этого до приезда Сабирджона? Если он намеревался убить Сабирджона, почему он ждал его в „Чиройли“? Не убил по дороге или где-то в другом месте! Вывод один — убийца должен был убедиться в том, что Сабирджон действительно встретился с работником милиции…»
Тура решил, что жена спит, не включил свет и вообще старался двигаться как можно тише, но, присмотревшись, увидел: Надя лежала с открытыми глазами. Когда он лег, тихо к нему прильнула.
— Может, все-таки уедем, Тура? Зимой будем на лыжах ходить, там нам хорошо будет, спокойно. А если не приживемся в Москве, можем сюда вернуться потом. Все как-нибудь уже успокоится. Не будем сейчас дразнить гусей…
— Ты к чему?
Она, не отвечая на его вопрос, продолжала гнуть свое:
— Я уже все обдумала. Если не хочешь жить с моими стариками, можем идти работать по лимиту — там сразу комнату дают. Я ведь никакой работы не боюсь. А у тебя пенсия хорошая. Мы с тобой еще молодые — представляешь, как здорово: нам судьба еще одну жизнь предлагает!
Тура помолчал и твердо ответил:
— Вы уедете вдвоем с Улугбеком.
— Без тебя? Я не поеду.
— Надя, я потом к вам приеду. Сейчас мне уезжать нельзя…
— Я здесь тебя не оставлю, Тура, — он ощутил тяжелую крепость ее теплого тела, нежную шелковистость, начинающуюся чуть выше полного круглого колена. Она осторожно кончиками зубов тронула его за мочку уха. — Или вместе, или никто.
— Что-нибудь случилось?
Надежда не ответила.
Он уже засыпал, когда раздался длинный, длиннее обычного, звонок.
— Алло, — Тура снял трубку.
— Халматов? — голос был знакомый, Тура услышал его впервые через несколько часов после выхода на пенсию. — Жив еще? Смотри, не кашляй. Нос далеко не высовывай. Отрежем. Предупреждаю…
Тура выдернул телефонный штепсель из розетки.
— Опять та же подруга?
Халматов понял, что Надежде тоже звонили — она из-за этого и нервничала.
— Тебе ничего не показалось необычным? — спросил Тура.
— Нет.
— Мне кажется, это междугородная…
Надежда взяла его руку, поднесла к губам. Он почувствовал на ее щеках слезы.
— Ты чего?
— Я боюсь, Тура! Ты знаешь, я никогда не боялась, но сейчас мне страшно. Я боюсь этих людей. Они вежливые. Они начальники, ездят на служебных машинах, но мне в тысячу раз легче, когда ты ловишь обычных убийц и грабителей… Завтра к десяти тебя опять просили приехать в управление. Слышишь?
— Да.
Он думал о своем: «Убийца приехал первым, не выслеживал ни Сабирджона, ни Пака — значит, кто-то ему сообщил об их предполагаемой встрече в кафе над прудом».
— Надя! — позвал Тура.
— Что? — сквозь всхлипывания отозвалась жена.
— За целую жизнь я ни разу тебе ничего не приказал. Потому что знал — ты и умнее, и грамотнее, и тоньше меня. Спасибо тебе за счастье, которое ты мне дала, — так много радости и любви! Пятнадцать лет!..
— Зачем ты так говоришь? — Прижалась к нему в испуге Надя. — и так все сделаю… Ты будто прощаешься…
— Надечка, любимая моя, первый раз я тебе приказываю и прошу тебя — на колени встану перед тобой! Только сделай, как я говорю! Уезжай с мальчиком завтра! Или послезавтра…
— Не могу! — крикнула Надя. — Я тебя тут не брошу!
— Можешь! Обязана! Пока вы здесь, у меня руки-ноги связаны! Я не могу идти в атаку вместе с обозом! Они уже знают, что ты с Улугбеком — мое самое уязвимое, незащищенное место. И если я их чуть-чуть прижму, они сразу же ударят! Любимая, ты должна сделать, как я говорю…