На темной стороне Луны

— Муса Аминов сам провел анализ. Вы ему верите?

Тура пожал плечами:

— Аминову я верю. Но бутылку ему передали именно из этого ящика? Уверен? У Шамиля наверняка был и другой коньяк, настоящий. Из какого ящика бутылка ушла на анализ?

— Что вы, устоз! Мои сотрудники сами проследили за всем. Тут все четко! — Алишер хотел поскорее закончить разговор. — Извините, мне надо идти. Мне еще к прокурору, потом к главному архитектору…

— Смотри, сынок, — грустно сказал Халматов. — Тебе жить.

Они вышли из суда. Медленно оседала пыль, поднятая машиной, на которой уехал Алишер. Тура и Силач шли в одиночестве. Молча. Была самая жара, горожане предпочитали зною душный, но закрытый от солнечных лучей автобус.

Пожилая женщина у детского городка ругала школьников:

— Идите к своему дому, там играйте. А эти качели для детишек из этих домов…

Халматов знал ее — у женщины было трое взрослых парней. Ничего путного из ее сыновей не вышло, сейчас отбывали наказание где-то далеко. Раньше, когда работала на фабрике, славилась трудолюбием, безотказностью. Выполняла любую работу. Теперь, выйдя на пенсию, она не знала, чем занять дни. Не готовила, не читала. У нее появилась страсть — охранять качели и трапеции от чужих детей…

Радиодинамик, установленный на столбе, вещал в жаркую безлюдную пустоту страстными театральными голосами о героях хлопковой страды — передавали спектакль по роману Отца-Сына-Вдохновителя «Ураган».

— У меня такое чувство, будто я когда-то уже слыхал про Сабирджона или встречался с ним, — сказал Тура. — Но не могу вспомнить…

— Так ты не вспомнишь, — сказал Силач. — Нет ассоциативного повода…

— Надо искать этот повод в движении, — засмеялся Тура. — Для начала подведем итоги. Может, это деградация личности человека пенсионного возраста? Как ты считаешь?

— Я не психиатр, — тактично заметил Силач. — Мне другое кажется. Сказать про Халматова или про Силова «не виновен» — значит взять на себя ответственность. А объявить невиновного виновным, значит показать себя человеком, болеющим за судьбы чего-то там… Короче, человеком заинтересованным. Тут уж никакой ответственности! Если ошибся — что ж, поправят. Ошибся — но из лучших побуждений! — Силач словно помолодел в эти последние дни, когда его долгое прозябание внезапно прервалось и жизнь приобрела конкретную цель. Он весь будто подобрался, стал крепче, пружинистей. Хлопчатобумажную с короткими рукавами и погончиками сорочку наполняли упругие округлости мускулов.

— Ладно, — Тура наконец нехотя подвел итог. — Комиссия моих доводов не приняла. Шамиля — не выдали. Алишеру приказали сесть на задницу. Следователь прокуратуры — человек, кажется, честный, но он — казенный дурачок, формалист. Я для него — образец дремучего милицейского невежества и самоуправства. Ну и конечно, доброжелатели шепчут изо всех сил. Они уже успели повесить ему лапшу на уши.

— Ничего страшного! Все идет нормально! Зло будет наказано, — подхватил Силач. — Тебя посадят. Уголовное дело закончат. Следователь уедет. И все в Мубеке пойдет как бывало. Мертвые всегда виновны. Как и те, кто уволен! Важно вовремя отрапортовать, что справедливость восторжествовала.

— Хватит завывать! — Тура резко повернул к делу. — Мы не знаем, где находится производство фальшконьяка. Но мы — розыскники. Давай это продемонстрируем!

— Есть идеи?

— Когда Силантьев позвонил мне, он предупредил, что по пути провоза наркотиков был горный ручей — сай. Там у них спустило колесо. Мимо шли люди — их видели.

— У нас полно таких мест!

— Я решил, что это Урчашма. Там сай. И там на квартирной краже оставлен был шприц с наркотиками. И Сабирджон тоже из тех мест. И убийство Садыка Закинова тоже там, между Урчашмой и Дарвазой…

— Но Уммат признался в краже!

— Я знаю. Ты завезешь меня к Хамидулле Насырову, а сам махнешь к брату Уммата. Прокачай его — до исподнего. Как Уммат объяснил происхождение денег, которые тот нашел на чердаке? И вообще, откуда деньги? В доме Маджидова похитили вещи, кольца!

— Почему Силантьев звонил тебе в ту ночь?

— На следующий день отправлялся караван с «яблоками»… — Халматов помолчал. — И на следующий день убили Пака и Сабирджона… Но сейчас следует решить частности. Если Уммат все-таки взял на себя чужое дело, значит, мы должны заняться дорогой Урчашма — Дарваза!

Халматов не договорил, огляделся. Выжженный солнцем огромный проспект был пуст. Ближе к гостинице, почти рядом с утопавшим в зелени шелковиц бюстом Отца-Сына-Вдохновителя, виднелась реклама выставки — выведенные огромными буквами ГРА КЕРА — вверху и ФИКА МИКА — пониже. По мысли устроителей это должно было читаться как ГРАФИКА и КЕРАМИКА, написанные как бы в два этажа.

— Вот такая фика-мика, — усмехнулся Тура. — Вернемся к нашим баранам, которые гонят фальсифицированный коньяк. Мы можем выйти на них либо через сбытчиков, вроде Шамиля…

— К ним нас не подпустят и на длину плевка, дорогой геноссе Халматов! Тут командует наш косой Чингизид — Равшан. И братец младший, кишлачный Альхен.