Каким-то чудом ей удалось восстановить равновесие, обе ноги теперь стояли на прочной опоре. Но вот рукам по-прежнему было худо — приходилось цепляться за малейшие неровности стены.
Со стороны она, наверное, напоминала большую птицу, врезавшуюся с лету в этот старый дом, но почему-то не рухнувшую вниз, а так и прилепившуюся к стене на собственной крови, раскинув бесполезные уже крылья.
Пыль на карнизе после дождя превратилась в грязь, мелкая каменная крошка больно колола босые ступни.
Она вдруг обнаружила, что не стоит, а мелкими шажками продвигается к окну.
Окно приближалось, но тут обнаружилась еще одна проблема: подоконник был ниже карниза. Ненамного, но перебраться с карниза в оконный проем будет неудобно.
Остановившись у проема, она как могла уцепилась руками, а правую ногу медленно отвела от стены и резко пнула по тому месту, где смыкались оконные створки. Ей сперва даже в голову не пришло, что окно может открываться наружу — тогда пришлось бы как-то разбивать стекло. Она умоляла окно, чтобы оно открывалось внутрь, и уже поверила, что так оно и есть, потому что ни во что другое верить уже не было сил.
Ударила она не так уж сильно, но в окне что-то хрупнуло и створки подались.
Она ударила еще раз.
Окно открылось.
…Как она сползла вниз, как оказалась в темной комнате — этого она не запомнила и никогда уже не узнает.
Зато она отлично помнила, как метнулась к двери.
Та оказалась заперта.
Она давила на дверь ладонями, лицом, всем телом, бессмысленно билась в нее, как мошка о стекло, пока ее не окатила волна ужаса: там, за дверью послышались мерные шаги — кто-то неспешно поднимался по лестнице.
Спрятаться, спрятаться, спрятаться! — билась в голове единственная мысль.
Она рванула на себя дверцы шкафа — но огромный шкаф был практически пуст, и залезать в него было все равно что просто выйти в другую комнату, совсем пустую, где и укрыться-то негде.
Она в отчаянии огляделась. На глаза попалась низкая кровать. Она кинулась к ней, приподняла свисающий край покрывала. Щель была слишком узкой, но ничего другого уже не оставалось — ключ уже царапал по замку. Дверь начала открываться.
Наполовину втиснувшаяся под кровать, она последним, судорожным движением подтянула ноги и замерла.
В хрупкой, звенящей тишине послышались шаги…
Занни открыла глаза и оторвала голову от подушки. Комната была незнакома — так показалось с первого взгляда. Это была комната сестры Жанны; раньше Занни только заглядывала сюда. Ночью, когда они вернулись в приют, сестра Жанна, не желая беспокоить воспитанниц, отвела Занни не в спальню, а к себе. Она была добрая. Старая добрая курица.
Занни посмотрела на часы, мирно тикавшие на старомодном комоде, — одиннадцатый час. Похоже, на сегодняшний день ее освободили от обычного распорядка. Жаль. Лучше бы, как и всех остальных, ее подняли в семь утра — может, тогда не пришлось бы еще раз переживать этот кошмар. Занни знала, что это не столько сон, сколько воспоминание. Раньше оно мучило ее каждую ночь, но со временем приходило все реже, и наконец она почти забыла о нем.
И вот ей опять пришлось вжиматься в стену, мокрую от дождя и крови, стоять на узком карнизе, втискиваться в узкую щель под кроватью…
А она так надеялась, что все это ушло навсегда.
Оказывается, ужас все еще сидит в ней, дожидаясь случая напомнить о себе.
Занни встала с постели, босиком пробежала к умывальнику, сполоснула лицо и руки, пригладила волосы. Привычные движения успокоили ее. Она нашла на кресле в углу свою одежду и уже обувалась, когда дверь отворилась, и вошла сестра Жанна с подносом в руках.
— Доброе утро, — сказала Занни вполне искренне. Потому что сейчас нудная и докучливая сестра-воспитательница, Жанна-зануда, как за глаза звали ее девочки, была для Занни воплощением привычного мира, в который она спешила вернуться.
— Я думала, ты еще поспишь, — заметила сестра Жанна, ставя поднос на столик у кровати. — Позавтракай, но скоренько. Приехал старший инспектор Коэн. Он хочет поговорить с тобой.
Занни кивнула и спросила:
— Вы не знаете, Майка Касслера отпустили?
— Не знаю. Ешь, детка.
Булочка, кусочек масла, чашка какао; завтрак был не таким уж плотным. Времени на него ушло немного, и вскоре Занни под строгим присмотром все той же сестры Жанны вошла в комнату, где ожидал старший инспектор.
Поначалу Занни держалась настороженно: оказалось, что Майк еще в участке. Правда, Коэн заверил ее, что скоро его отпустят. Сам он был сегодня серьезен и настроен, казалось, решительно. Занни сразу заподозрила какую-то каверзу и оказалась права: судьба Майка ставилась в прямую зависимость от ее, Занни, поведения. Коэн хотел заключить с ней сделку.