На той неделе: купить сапоги, спасти страну, выйти замуж

Потом я принесла гитару (Лилькина, осталась со дня рождения), и мы пели песни. А потом — времени было часов одиннадцать — он поднялся и стал прощаться. Я на полном серьезе предложила ему остаться и переночевать — без всякой задней мысли, Димка сегодня на даче, комната свободна, и можно не скакать под дождем на другой конец Москвы. Но он отказался. Я не настаивала. Мы договорились созвониться, Яша поцеловал меня на прощание куда-то в лоб и ушел.

Я тут же кинулась звонить Лильке. Она выкупила свой билет и в среду утром улетает. А еще куча дел, к ней должно прийти сто человек, и вообще. Мы сговорились, что завтра я уйду с работы пораньше и сразу приеду к ней. Под конец она спросила, как мое свидание.

— Да знаешь... Странно.

— То есть?

— Лилька, он хороший мужик. Правда хороший.

— И что?

— И то. На недельный роман не годится, а на что-то серьезное времени нет — он и сам улетает через неделю.

— Ерунда. Неделя — это куча времени. Мы вон за три дня с Лешкой пожениться успели.

— Так мне еще доразвестись надо.

— Так у тебя и времени в два раза больше.

— Значит, он должен сделать мне предложение не позже пятницы, а если нет — то нет.

— До пятницы сколько — три с лишним дня? Ты справишься, я не сомневаюсь.

— Ага. Прям счас. Все, до завтра, я спать пошла, у меня гайморит начинается.

— Хорошо, что хоть не геморрой.

На этой оптимистической ноте мы распрощались, и я отправилась спать.

ВТОРНИК, 8 сентября

Спала плохо. Проснулась — голова болит и нос заложен. Ну все, ясное дело — вот она, вчерашняя прогулка под дождем, здравствуй, здравствуй, гайморит.

Но двигаться и жить все равно надо. На работу и потом к Лильке. Лилька уезжает — Господи, уже завтра. Один день — и все. И я останусь одна. Но что-то ведь было и у меня хорошее в этой жизни...

А, вспомнила — Яков. Который на самом деле Андрей. Мы с ним так хорошо вчера пообщались. И вообще он хороший. С ним так разговаривать легко, и смотрит он по-доброму. И понимает. Правда, и он тоже уедет, совсем скоро. Это Лилька ерунду говорит, что за неделю можно пожениться, они с Лешкой все-таки полгода встречались. Я же и не знаю о нем ничего...

Хотя нет, что-то все-таки знаю. И то, что знаю, мне нравится. Тридцать два года. Работа приличная — профессор, лекции читает. Из ученых, значит — это нам знакомо и симпатично. Ничего, что не физик, а программист, это даже интересно. Разведен. Двое детей. Ну и что... Мало ли. Севка вон даже разведен не был, и детей у него гораздо больше, и все от разных жен. Мне же это не мешало. А двое детей от одной жены — это почти невинность. Так, что там еще было? Развелся он года три назад — мне Севка говорил. Детям сейчас... Дочке семь, она в школу пошла, а сыну на два больше... Это получается — женился он года в двадцать три, почти десять лет назад, развелся... С тех пор не женился и связей порочащих, в отличие от того же Севки, не имел... Если б имел, уж Севка мне бы точно рассказал. Нет, просто очень хороший мужик — жалко, времени мало. А снова кого-то ждать много месяцев я не буду.

Под все эти размышления я добираюсь до работы. Рассказываю Марье Владимировне про Лильку, отпрашиваюсь уйти с обеда. Сижу, ковыряюсь в своих бумажках. Звонит телефон. Беру трубку.

Дивной красоты мужской голос на чистейшем английском языке осведомляется, может ли он поговорить с референтом академика ХХХ. Слегка оторопев, признаюсь, что это я и есть.

— Асенька, привет. Ты меня не узнала, что ли?

Это Яков. Признаюсь, что не узнала — потеряла рассудок в восторге от произношения. А он-то меня чего не узнал? Впрочем, у меня нос заложен.

— Знаешь, это может показаться смешным, но я по тебе соскучился.

Конечно, смешно. А еще смешнее, что я, пожалуй, тоже.

— Я хочу с тобой встретиться сегодня. Ты когда работать кончаешь?

Я говорю, что с работы-то я уйду рано, но сразу поеду к Лильке. Она завтра улетает. Я ему вчера рассказывала про Лильку, он должен понять.

— Слушай, а если я за тобой туда зайду? Ненадолго? Мне правда очень хочется тебя повидать. Мы погуляем где-нибудь недалеко, и я тебя опять к Лильке отведу.

На чем мы и договариваемся.

В двенадцать я срываюсь с работы и в половине первого звоню в Лилину дверь. В квартире дым коромыслом. Посреди Лилькиной комнаты лежат две огромные сумки, из них торчат во все стороны разные вещи. Еще какие-то вещи раскиданы по диванам. Сама Лилька на кухне поит чаем некоего дальнего знакомого. Вглядевшись в меня, она мгновенно хватает с плиты кастрюлю с горячей картошкой, плюхает ее на стол, заставляет меня сесть рядом и накрывает мою голову махровым полотенцем.

— Дыши. Картошка горячая, только что сварила. Дыши паром немедленно. А потом я тебе таблетку дам, мне Лешка американский аспирин оставил. Ты мне нужна здоровая.

Я пытаюсь протестовать, но из-под махрового полотенца получается слабо. Я смиряюсь и дышу. В конце концов это и правда полезно, я и сама знаю, просто что ж я — сама себе картошку, что ли, буду варить?