На торный путь

Одного этого было достаточно, чтобы Миних понял: турки нацелились на правый фланг русской армии, расположенной в Молдавии, Восточной Валахии и Бессарабии. Манштейн же, выждав приличную паузу, сказал:

– Ещё получены известия: Вели-паша перешёл Дунай и отрезал корпус Фролова. Казаки пошли назад через Трансильванию, но князь Лобкович никакой помощи им не оказал, провианта не предоставил, а его гусары, назначенные сопровождать бригадира, нападали на отдельных казаков. Как говорит Фролов, было до двухсот таких случаев.

Молча выслушав тягостное сообщение адъютанта, Миних и дальше не произнёс ни единого слова, вот только его рука опустилась на стол, тяжело придавив ладонью уже запечатанный конверт…

* * *

По зимнему времени Петербург полнился слухами. Сначала всех взбудоражила весть, что с турками вроде как замирились и война будто бы кончилась, а потом начали говорить про новую затею: якобы по велению государыни готовится знатное увеселение. И точно, появившиеся на реке в великом множестве работные люди принялись выпиливать изо льда плоские прозрачные плиты, которые свозили в одно место и, уложив друг на друга, поливали водой, отчего они накрепко смерзались. Вскоре стало понятно, что на Неве между Адмиралтейством и Зимним дворцом идёт стройка.

Поначалу возвысились голубоватые стены, позже над ними соорудили опять-таки изо льда кровлю, и получился приличных размеров дом. Толпившиеся на берегу обыватели судачили, что на реке пока тонковатый лёд может провалиться, но зима взяла своё, ударил крепкий мороз, и пустая болтовня прекратилась. Строители же, не теряя времени, принялись обустраивать получившуюся усадьбу, всячески украшая её затейливыми ледяными фигурами, а к тому времени как всё сделали, терявшимся в догадках людям объявили, что быть тут шутовской свадьбе.

Прослышав такое, жадный до зрелищ народ валом повалил к набережным. Грицьку Нероде всё это было страсть как интересно, и он вместе со своим добрым приятелем семёновцем тоже отправился поглазеть на невиданное действо. Морозец был знатный и заставлял теплолюбивого Гриця плотнее кутаться в подбитую заячьим мехом епанчу. Зато его товарищ вроде даже не мёрз, был бодр и только время от времени тёр ладонями раскрасневшиеся от мороза щёки. Удивлённо посматривая на столь привычного к холоду дружка, Нерода старательно застегнул нижнюю петлицу епанчи и спросил:

– Скажи, правда, что государыня столь пышно шута женит?

– Конечно. – Семёновец весело подмигнул Грицю. – Женит она главного своего шута Квасника тоже на шутихе – калмычке Бужениновой.

– И как она, собой видная? – поинтересовался Нерода.

– Скажешь тоже! – рассмеялся семёновец. – Зраку преотвратного. Да ты, может, и сам её видел, вы ж в карауле у дворца стоите.

– Не, случая не было, – покачал головой Нерода и уточнил: – Шуты ж – они весь час при государыне, а мне во внутренних покоях бывать не пришлось.

– Ну, да, это ж само собой, – согласился семёновец и придержал товарища. – Смотри, красота-то какая!

Грицько обернулся и поверх голов толпившихся кругом петербуржцев увидал на реке прямо-таки искрившуюся под зимним солнцем целую ледяную усадьбу. Правда, сам дом с островерхой кровлей был невелик. По обе стороны от крыльца с резным фронтоном чётко выделялось по три окна-ниши, в каждом из которых стояла ледяная статуя. Вдоль всего края крыши тянулась балюстрада, и на ней тоже виднелись ледяные фигуры, но гораздо меньшего размера. А уже рядом с домом высились две четырёхугольные кордегардии, похожие на заострённые пирамиды, и ещё какие-то постройки.

Стремясь получше рассмотреть ледяное диво, оба гвардейца начали проталкиваться через толпу и не без труда добрались почти до ворот усадьбы. Ближе подойти было нельзя, так как лезший вперёд народ сдерживали десятские и сотские, а у дома вообще стоял караул. Но и отсюда было на что поглядеть. Ворота украшали вазы с ледяными растениями, на ветках которых сидели тоже ледяные птицы, а возле дома, высоко задрав вверх хобот, громоздился ледяной слон с вроде как правившим им персиянином, ещё две ледяные персиянки стояли рядом.

Нерода восхищённо рассматривал то одну фигуру, то другую, и тут его кто-то сильно толкнул. Прапорщик недовольно повернулся и увидел стоявшего рядом купца. Что это купец, Гриць решил, оценив богатый лисий малахай и добротный армяк, подпоясанный алым праздничным кушаком. Сам же купец, широко улыбнувшись, совсем по-дружески обратился к гвардейцу, сказав:

– Ты глянь, какое чудо-юдо морское! – и показал на двух больших ледяных дельфинов с широко разинутыми пастями, которые, лёжа с обеих сторон, будто охраняли ворота.

– Да то не особое чудо, – ответно улыбнулся Грицько. – Я, как мы Очаков брали, таких сам в море видел.

– Вон даже оно как! – восхищённо покачал головой купец и весьма уважительно посмотрел на Гриця.

– Ты лучше сюда глянь, чего смастерили-то, – вмешался в их разговор семёновец и кивнул Нероде на стоявшие в ряд под стеной дома ледяные орудия, сделанные в натуральную величину.