На трассе лежневой дороги

Кругом этих строений был забит высокий частокол, обтянутый поверху колючей проволокой. На противоположных сторонах забора возвышались традиционные лагерные вышки для охраны. Кроме того, с наружной стороны забора вдоль стены была натянута проволока, вдоль которой бегала сторожевая овчарка, которая при всяком движении внутри зоны поднимала громкий лай и таким образом не давала дремать часовым. На вышке торчал часовой, зорко следивший за передвижениями внутри зоны. Даже пробег узника из барака в сортир не ускользал от внимания часового. Обычно часовой громко выкрикивал: «Кто идет?!» — а виновник ночью должен был ответить, что такой-то з/к идет в уборную оправляться.

Когда мы ехали, я заметил, что недалеко от вахты, отдельно за зоной, были построены два новых домика, и возчик мне пояснил, что в одном из них квартирует начальник совхоза Лазоренко, а в другом живет начальник охраны, и там же размещаются охранники. И, как потом выяснилось, Кум в совхозе не жил, а изредка приезжал из котвинского отделения строительства.

Помню, что когда я окинул взором эту грустную таежную обитель, находящуюся на отшибе, в стороне от большого лагерного начальства, то понял, что здесь такой начальничек совхоза вместе с начальником охраны — они здесь цари и боги. Составят акт, что умер или убит при попытке к бегству, а потом ищи-свищи. Но кто будет здесь тебя искать, и кто будет свистать?

* * *

На вахте при входе в лагерную зону я предъявил ночному дежурному имеющиеся у меня на руках пропуск на бесконвойное хождение и распоряжение Управления лагеря, что направляюсь в совхоз «Каменка» для производства геодезических работ. Вахтер пропустил меня в зону и разрешил ночевать в конторе. Инструменты я оставил на вахте, но набор технической бумаги, все чертежные принадлежности, тушь, краски, а также книги: «Курс геодезии» Орлова, «Таблицы логарифмов» Прежевальского, «Таблицы прямоугольных координат» Гаусса — все это я взял с собой. Поэтому в барак, где уголовники, я не мог идти: мои книги они тут же пустили бы в раскур, на завертку, ведь бумаги так не хватает курцам.

В конторе я застал сторожа-истопника, инвалида, «доходягу» из врагов народа, который «доходил» свои последние дни, доведенный на общих работах до предела. Он горячо натопил железную печку-бочку, чтобы я мог просушиться. А потом я сдвинул вместе два конторских стола и соорудил свою нехитрую постель. Намаявшись за день в дороге, я быстро заснул.

Но вскоре я проснулся от сильного шума за стеной. Слышались выкрики грубого, злого мужского голоса. Было похоже, что кто-то плачет и кто-то кого-то бьет. А потом я ясно услышал плач и жалобное бормотание мужского голоса и грубую ругатню другого мужского голоса.

Я никак не мог понять, что там за стеной творится, ведь бараки заключенных находились отдельно от барака-конторы. Но усталость взяла свое, и я, угревшись в тепле, опять заснул, пока утром сторож меня не разбудил, строго сказав, что скоро придут на работу служащие.

Когда же утром пришли на работу заключенные (а все они были из сталинских врагов), все стало ясно. Главбух совхоза и рыбовед Богданов открыли мне этот секрет. Оказалось, что за стеной конторы находится кабинет начальника совхоза Лазоренко, который до назначения на эту должность работал следователем на Украине. В течение 1937–1938 гг. этот усердный труженик перестарался: он так боролся со сталинскими врагами, что потом сам заболел на психической почве.

В те годы, когда совершались эти массовые беззакония, многие из заплечных дел мастеров, которые особо усердствовали, применяя так называемые «физические методы воздействия» при допросах в тюрьмах, потом сами посходили с ума. Это и понятно: бить и истязать безоружных людей, заведомо зная, что они ни в чем не повинны, — это не то что убивать человека на войне. Для этого нужно самого себя довести до белого накала. Поэтому неудивительно, что многие из ежовско-бериевских следователей потом помешались или получили тяжелые психические травмы.

В данном случае в совхоз «Каменка» был послан на должность начальника совхоза такой психически травмированный следователь, некий Лазоренко. По-видимому, мыслилось, что на лоне таежной природы, вдали от людского шума, Лазоренко наберет свежих сил и подкрепится для дальнейших ратных подвигов в борьбе со сталинскими врагами.

Но получилось так, как в русской пословице говорится: «Как волка не корми, он все в лес смотрит». Или: «Горбатого лишь могила исправит». Лазоренко, очутившись в таежном совхозе, не угомонился — он, сердешный, бури искал. Лишенный прежней привычной профессии — «по физическим воздействиям», — он сейчас по собственной инициативе, в порядке добровольности, нашел подходящее применение своим талантам. Он занялся теперь, как он говорил, «перевоспитанием» уголовников, присланных на работу в совхоз, причем основной элемент этого перевоспитания заключался в тех же «физических воздействиях», как раньше в тюрьме это делалось со сталинскими врагами. Словом, готовил «аристократов духа».