На траверзе — Дакар

ГЕОРГИЙ ШУЛЬМАН На траверзе — Дакар

*

Оформление художника К. СКОРОДУМОВА

Рисунки художника В. ПРЕОБРАЖЕНСКОЙ

М., «Мысль», 1964

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Серебряная дорога уходит вдаль. Вспененная гребным винтом и озаренная яркими лучами тропического солнца, кильватерная струя четко выделяется на лазурной искрящейся поверхности океана. Далеко-далеко, из-за линии горизонта, встают похожие на башни облака. Брызги света, словно огненные иглы, ранят глаза. Мы стоим на верхней палубе возле кормовой рубки и не отрываясь смотрим на убегающие за корму буруны. Когда начался этот размеренный, напряженный бег? Через какие широты прочертит свой изломанный курс убегающая назад дорога завтра… через неделю… через месяц?

Ощущение времени и пространства покинуло нас. Но мы не чувствуем себя затерянными в безграничных просторах океана. Всем своим существом ощущаем слитность с окружающей нас стихией. Вода, небо, солнце, ветер, соленые брызги входят в наши легкие, кровь, сердце, мозг. Опьяняющая душу радость переполняет нас. Хочется выразить эту радость словами, но где найти слова, которыми можно было бы передать человеческое счастье!

Очень тепло, но нет гнетущей тропической жары, которой мы так боялись вначале. Наши тела ласкает легкий бриз. Океан спокоен, и все же корабль ощущает его мерное могучее дыхание. Ощущаем его и мы: линия горизонта то поднимается высоко к мачтам, то ныряет куда-то вниз.

На флагштоке полощет алый стяг, а за ним яркая синева воды и неба. Где-то там, на северо-востоке, за многие тысячи миль лежит далекая Родина.

Наш корабль сияет ослепительной белизной. Мы давно уже перестали смотреть на него как на неодушевленный предмет из металла и дерева, носящий нас по морям и океанам. Для нас он — живое существо, в груди которого бьется трепетное сердце машины. Мы часто прислушиваемся к стуку этого сердца и говорим о корабле как о большом настоящем друге, на которого можно положиться.

Но живым судно делают люди. А их много — больше ста человек, — товарищей по экспедиции, делящих вместе радости и невзгоды далекого плавания.

Большая часть дня уже позади, и нужно записать его основные события: в любой экспедиции, особенно такой, как наша, необходима документальная точность. Я открываю дневник — летопись нашего плавания — и начинаю новую страницу…

Недавно в Керчи я перечитал свой дневник. В нем много подробностей, представляющих интерес для меня самого и узкого круга моих друзей. Но, перечитывая дневник, я снова ощутил волнующую даль океана, озаренную солнцем низких широт. И мне захотелось, выбросив из дневника несущественное, рассказать о волшебной природе тропиков, о нелегком труде советских людей в далекой Атлантике, у берегов Африки, между тропиком Рака и экватором.

Так родилась эта небольшая книжка.

В ПУТИ

12 июля 1959 г. Отход назначен на сегодня. К восьми часам утра нужно быть на пирсе. Ночь прошла в беспокойном сне. Нелегко дались нам лихорадочные сборы последних дней. Нужно было упаковать колоссальное количество приборов, посуды, реактивов. Список необходимого оборудования занял несколько страниц. Наконец со вздохом облегчения мы поставили крестик против последней неотмеченной строчки и с удовлетворением посмотрели на гору ящиков, громоздящихся, в коридоре института. Мы сотрудники Азово-Черноморского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии (сокращенно Азчерниро), находящегося в Керчи. Нас трое: Владимир Демидов — ихтиолог, Леонид Хоменко — лаборант и я — физиолог. Мы отправляемся в экспедицию в Атлантический океан на промысел сардины.

Когда экспедиционное снаряжение было собрано, началась его погрузка на автомашину, затем разгрузка на пирсе, снова погрузка на катер и, наконец, выгрузка на наш экспедиционный корабль «Глеб Успенский».

«Глеб Успенский» стоит на рейде. Катер идет к нему по фарватеру минут двадцать. Невольно испытываешь волнение, приближаясь к кораблю, который должен стать твоим домом на долгие месяцы плавания. В Керчи еще не привыкли к виду «Глеба Успенского». Он принадлежит к классу больших морозильно-рефрижераторных траулеров (БМРТ). Суда такого типа начали строить совсем недавно. Это плавучая фабрика водоизмещением 4700 тонн. Длина судна около девяноста метров. Это, наверное, не очень много, но по сравнению с научно-исследовательскими судами, на которых мне приходилось плавать шесть лет, цифры звучат почти фантастично. «Успенский» со стороны похож на утюг. Сходство с утюгом ему придает длинная и широкая надстройка, которая занимает всю среднюю часть судна и сильно выдвинута вперед к носу. В кормовой части надстроек нет. Корма раздвоена: посредине ее покатый слип, по которому на палубу поднимают трал с рыбой.