На третий взгляд, или Написанному верить!

–– У вас довольно редкое имя, – заметила я, с любопытством изучая свою необычного вида собеседницу.

–– Правда, красивое? Сама выбрала, – зарделась от смущения та, по-своему истолковав моё замечание.

–– Правда, – соврала я, для большей убедительности пару раз кивнув головой.

Она кокетливо расправила на коленях складки зелёного в горошек платьица и девчоночьим жестом небрежно закинула за спину тощую рыжую косичку с бантиком:

–– Я не один год потратила на то, чтобы найти себе подходящее имя. В этом вопросе никак нельзя ошибиться.

–– А что вы делали до этого? – осторожно поинтересовалась я.

–– Разве до этого я могла что-то делать? – печально вздохнула Гризельда Афанасьевна. – Так, сплошные пустяки, не заслуживающие внимания.

Я всё ещё не теряла надежды получить хоть какую-то полезную информацию:

–– А чем вы занимаетесь теперь?

–– Так я же с вами общаюсь, моя милая, – радушно улыбнулась моя находчивая собеседница.

–– Я не имела в виду данный конкретный момент.

–– А какой конкретный момент вы имели в виду?

–– Ну, к примеру, что вы делали вчера в это же самое время?

–– Сопровождала вас в ваших поисках молодости. Что, разве незаметно? – встав с дивана, она дважды прокрутилась на месте, видимо, желая продемонстрировать себя со всех сторон.

–– Вы хотите сказать, что следили за мной? Но это невозможно: я бы вас заметила.

–– Последний раз, когда ты заметила меня, тебе было лет… пять. А если быть точной, то четыре года и десять месяцев. Тогда ещё мы были на «ты». Впрочем, ничто не мешает мне вернуться к этой давней привычке.

–– Мы с вами так давно знакомы? – нервно хихикнула я.

–– С момента твоего рождения! Хочу напомнить, что я твоя небесная покровительница и земная заступница.

–– А почему вы прежде себя не обнаруживали?

–– Эх, милая! Я всегда была рядом, но ты предпочитала меня не замечать. В конце концов? я с этим смирилась.

–– А вы бы сами проявили инициативу и привлекли моё внимание.

–– Это строжайше запрещено по условиям совместного договора. И я никогда не осмелилась бы нарушить это правило без особых на то указаний. Но Фиме всё нипочём – он хрюкать хотел на все запреты. Вот он и перешёл на легальное положение, когда ему приспичило-присвинячило.

–– А он, вообще-то, кто?

–– Вообще-то, он поросёнок. Неужели не похож?

Словно почувствовав, что разговор идёт о его персоне, упомянутый Фима, выразительно хрюкнув, уставился на меня своими наглыми меланхоличными глазками законченного плейбоя.

–– Я хотела спросить: он чей? – изменила я формулировку (всё-таки мне не откажешь в сообразительности).

Однако ни Фима, ни Гризельда Афанасьевна не оценили ни моих стараний, ни очевидных достоинств: первый возмущённо захрюкал, а последняя недоумённо хмыкнула:

–– А ты по отношению к самой себе когда-нибудь задавала такой вопрос?

–– Но… – я смущённо умолкла, подбирая подходящие слова для этой самонадеянной парочки. – Вы хотите сравнить меня с … Фимой? – наконец неуверенно выдавила я.

–– А почему бы нет? – вызывающе тряхнула косичками Гризельда Афанасьевна.

Фима одобрительно захрюкал, нервно позвякивая золотыми серёжками.

–– Животные, если они не дикие и не беспризорные, обычно кому-то принадлежат, – глупо улыбаясь, промямлила я.

От моих слов Фима пришёл в такое неописуемое волнение, что все издаваемые им звуки, слились в целый оркестр, исполняющий мелодию праведного гнева и пламенного негодования.

–– Фи-и! – недовольно дёрнула плечиком Гризельда Афанасьевна. – Какие жуткие определения: «дикие» и «беспризорные»! Куда уместнее, поэтичнее и свежее звучит «свободные». Твоя речь позволяет мне поставить весьма неутешительный диагноз: налицо все признаки запущенного «антропоморфного снобизма», протекающего в крайне тяжёлой форме.

–– А это лечится? – сделала я неуклюжую попытку пошутить.

–– Ис-хрю-чительно хрю-рургическим методом! – неожиданно грозно выхрюкнул с кресла Фима.

–– Точно! – обрадовалась Гризельда Афанасьевна. – Требуются самые радикальные меры. Пусть ощутит всё на собственной шкуре! Пока не прочувствует ситуацию изнутри – не поймёт.

–– А кон-хрю-ктно? – деловито уточнил рассудительный Фима.

–– Можно и конкретно. Давай превратим её в… гусыню? Нет, пожалуй, лучше в слониху – это грандиознее и весомее.

–– В следующей хрю-нкарнации? – плотоядно хрюкнув, уточнил кровожадный Фима.

–– Да прямо сейчас! Зачем откладывать?! И тогда посмотрим, ЧЬЯ она будет!

–– Хрю-то! – возбуждённо всплеснув копытцами, всхрюкнул Фима, явно не привыкший сдерживать свои поросячьи эмоции.

Вот тебе милашка, симпатяжка и очаровашка в одной поросячьей упаковке! Ах ты мерзкий хрюндель! И что плохого я ему сделала?

–– Но слониха здесь вряд ли поместится, – скептически оглядев нашу гостиную, охладила его пыл практичная Гризельда Афанасьевна. – Превратим-ка её лучше в…

Не на шутку перепугавшись, я решила вмешаться в их светскую беседу, непосредственно затрагивающую мои жизненно важные интересы, пока они не успели перейти от слов к делу:

–– А можно обойтись щадящими терапевтическими методами лечения? Обещаю быть сознательным и послушным пациентом. Готова выполнять все предписания прямо с этого самого момента.