На трудных дорогах войны. В борьбе за Севастополь и Кавказ

Вопросы оказались очень дельными и злободневными. Чувствуется, что новое командование армии крепко берется за дела, порученные ему, разумно их ведет. Прежде чем сесть за совместную работу, наштарм Микеладзе ознакомил меня с обстановкой в горах по своей рабочей карте. То, что наштарм лично ведет свою оперативную карту, сам по донесениям из дивизий наносит на нее обстановку, говорило о большом трудолюбии начальника штаба и его высокой штабной культуре. Карта всегда у него под рукой, и не требовалось по каждому случаю дергать операторов-направленцев с их карами.

На карте наштарма, с последними данными, обстановка на южных склонах оказалась еще более зловещей, чем на нашей карте штаба базы, по донесениям наших офицеров связи из дивизий. Почти со всех перевалов по дорогам и тропам на юг вытянулись стрелы, обведенные синим карандашом – острыми зубьями впились они в тело Грузии, Абхазии, Сванетии.

Мы уединились с Микеладзе и приступили к работе. Война сильно прессует время. Полночи нам хватило, чтобы переработать одни и составить другие оперативные документы. Михаил Герасимович оказался грамотным штабистом и подтвердил свое трудолюбие, все время без помощников – они только приносили ему нужные цифры, данные, отдельные расчеты, – сам работал с карандашом и бумагой над расчетами, составляя документы. Это важный показатель для каждого штабиста. А тут сам наштарм пишет, рассчитывает, сопоставляет, зачеркивает и вновь перерабатывает. Нет, на месте этот трудолюбивый и грамотный человек, что там говорить – задатки хорошие! И немногословен.

В ожидании Леселидзе присели на скорую руку поужинать, но к фронтовой чарке не притронулись, нельзя – впереди встреча с командармом.

За полночь из района боев на южных склонах самого опасного для нас Клухорского перевала возвратился командарм Леселидзе в очень мрачном настроении. Да и было от чего.

Генерал Леселидзе пригласил Микеладзе и меня к себе, мы доложили документы. Он сделал незначительные дополнения и одобрил их. И тотчас выехал в другой район боев на южных склонах Марухского перевала. Это тоже очень опасно. А мне предложено после доработки документов у себя и после подписи командиром базы представить их на подпись командарму, что и было сделано через день. И как-то спокойнее стало на душе – мы были готовы к любым неожиданностями.

Шли дни, полные тревожных сообщений о тяжелых боях в южных предгорьях Главного Кавказского хребта.

Но вот от наших офицеров связи А.Р. Конопатского, В.А. Панкратова, П.И. Гаюкова, Б.И. Вострова начали поступать донесения, в которых появились обнадеживающие слова: «С переменным успехом». Это для нас уже что-то значило.

Затем пришло экстренное сообщение: «Наше подразделение заброшено в тыл противника на Клухорский перевал». Это уже здорово.

Донесение от 10 сентября гласило: «Продвижение противника приостановлено». Приятная новость.

Еще веселее донесение: «Наши части проявляют активность и готовятся к наступлению».

А 18 и 21 сентября Б.И. Востров прислал из 394-й дивизии наконец-то долгожданные донесения: в районе Клухорского и Нахорского перевалов наши части наступают, теснят противника и закрепляются.

Отрадные вести в конце сентября прислал В.А. Панкратов из 20-й дивизии, наступавшей у Санчарского и Умпырского перевалов – в районе Гагра и Гудауты. Для нашей базы и всего флота это был большой праздник, ибо снималась угроза прорыва врага к Главной базе флота.

Если противник из-за нашей неповоротливости, неорганизованности в течение двух недель середины и конца августа захватил многие перевалы, то в середине и конце сентября наши войска уже сумели произвести перелом в нашу пользу. В октябре дела у нас еще больше улучшатся. Это является убедительным доказательством того, что если мы побеждали, поднимаясь снизу, то с еще большим успехом мы победили бы врага, карабкавшегося вверх к перевалам.

Пока шли бои в горах в полосе 46-й армии, очень осложнились наши дела севернее, в районе Туапсинской и Новороссийской баз, в полосе обороны армий Черноморской группы войск, где вражеские войска 17-й полевой армии продвигались к Туапсе, а Новороссийск почти полностью был захвачен, за нами оставался кусочек юго-восточной части города.

Для флота потеря Новороссийска была весьма ощутима – утрата прифронтового хорошего пункта базирования для легких сил флота.