Я положил руку на ручку двери. Я сделал это осторожно, почти нежно, и все равно — оттуда застрекотало.
Пришельцы
«Как же так? — растерянно подумал я. — Разве можно детей в химчистку?»
Объявление подействовало на меня, как вспышка в темноте, затем резкий шок, вызванный странными словами, сменился каким-то оцепенением, так что некоторое время я стоял и совсем ничего не думал.
«Как же так?» — подумал я спустя время и снова остался без мыслей.
— Как же так? — уже вслух повторил я, но от недоумения — как бы шепотом. Отсутствие мыслей беспокоило меня.
Что бы это значило? — вполголоса спросил я себя. — Может быть, это какое-нибудь нововведение... или, скажем, метафора... Ну да, — все еще с трудом продолжал я. — Это — нововведение. Или метафора. Нововведение или метафора, что то же.
Конечно, это нововведение, — уже громко сказал я и испугался, услышав свой собственный голос так, как будто он прозвучал за моей спиной. — Это нововведение, — прошептал я и решил вернуться к мыслям.
«Но если это нововведение, — подумал я, — то как же так? А если метафора, — предположил я, — то все равно — как же так? Ведь это тоже нововведение. Даже если метафора.
Ну, хорошо, — допустил я, — давай разберемся. В конце концов, что бы оно ни было, главное понять. Понять смысл или, на худой конец, найти рациональное зерно. В общем-то, во всем можно найти смысл. Или хоть рациональное зерно, если нет смысла. Если найти рациональное зерно, уже станет легче. Давай разберемся.
Ну хорошо, — снова допустил я. — Вот я взрослый и в целом здоровый человек, во всяком случае, не больной какими-нибудь хроническими болезнями — я не беру такие болезни, как рак или, скажем, энфизема легких — нет, не смертельными болезнями, а такими, как, например, — я задумался, что же «например» и какими бывают несмертельные хронические болезни. — Ну, например, хронический насморк, — подумал я, — или вот грипп... Разве бывает хронический грипп? Нет, не бывает, — подумал я. — Да что за ерунда! — подумал я. — Хронический грипп — выдумал тоже! Еще скажи хроническая чума. Но вот хронический насморк бывает. Еще как бывает! Так же как и хронический ревматизм или там остеохондроз. Туберкулез в легкой форме... Что еще бывает хроническое? Да неважно это! — рассердился я сам на себя. — Важно то, что у меня ничего хронического нет.
И при том, — продолжал я свою мысль, — при том, что у меня нет ничего хронического или, иначе говоря, я ничем хроническим не болен, да, при том, что я взрослый и, в общем-то, здоровый человек, но даже я, если меня отдать в химчистку...
Ну, допустим, — подумал я, — допустим, я ее еще как-то перенесу, я многое могу перенести, я все вытерплю — я большой. Но ведь ребенка это просто убьет, а тут еще написано «всех возрастов», а возрасты... Даже детские возрасты бывают самыми разными. Ну ладно, если старший школьный, а если младший? А дошкольный возраст? А если еще младше? Если, например, грудной? Нет, это решительно невозможно.
Может быть, я не так прочел, — подумал я. — Или здесь какое-нибудь иносказание... Да, иносказание или, опять же, метафора. Это, наверное, — успокоил себя я. — Метафора — это не совсем нововведение. Ведь метафоры были еще в Древней Греции. Значит, это все-таки не одно и то же, потому что Древняя Греция и нововведение — это как-то не вяжется. Да нет, это просто несовместимые понятия: древнее и новое. Впрочем в Древней Греции, пока она не была древней, наряду с метафорой могли существовать и другие нововведения — ну, например, Платон или Трагедия, — но это они тогда были нововведениями, а кроме того, в трагедии много метафор, но теперь, в наше время, это уже, конечно, не нововведение, теперь даже химчистка не нововведение, хотя по сравнению с Древней Грецией и с метафорой...
А может быть, это все-таки метафора? — с надеждой подумал я. — Или, по крайней мере, иносказание...»
Чтобы не ошибиться, я снова внимательно прочитал написанное.
«Нет, все верно: так и написано».
Подавленный, я отошел от вывески.
«Это чудовищно».
Я глубоко задумался.
«Та-ак... домой возвращаться нельзя», — подумал я и машинально погладил кота, которого держал на руках. То есть я держал его на одной руке, на левой, на ее сгибе, так, что он прижимался головой к моему плечу, а правой время от времени поглаживал его. Вот и сейчас, наверное, для того чтобы помочь своим мыслям, я его машинально погладил.
«Домой возвращаться нельзя, — подумал я снова, — это абсолютно невозможно, потому что... Да что там «потому что»! — подумал я. — Просто нельзя. Это ужасно, и это невыносимо. В конце концов, есть знание, которое никакими «потому что» не объяснить. Есть обстоятельства, есть условия, которые существуют сами по себе и тем не менее для нас обязательны. Просто данность. Я же чувствую, я знаю. Бывают случаи, когда для поступка нужен предлог, а без этого... Нет, совершенно невозможно. Ведь это же невероятно: детей — в химчистку».