Жены дома не было. Щурясь после темной лестницы и коридора — свет в комнате был такой же яркий, как и на улице, — я постоял посреди комнаты и подумал, что это было большое упущение — не предусмотреть плотных штор на два таких больших и высоких окна. Я с трудом сдвинулся с места, не для того, чтобы что-нибудь сделать, а просто чтобы вывести себя из неподвижности. В рассеянности я посмотрел в одну сторону, в другую и пошел на кухню. Там я взял с полки коробок спичек и долго рассматривал изображенных на нем десантника и елочку. Сам не знаю, для чего мне были спички: помнил, что для чего-то надо, но для чего именно — сейчас вспоминать было как-то лень. Я вернулся в комнату и сел на диван, теребя в руках книжку в скользкой обложке. На секунду заинтересовался: что это за книжка? Это была английская книжка моей жены. (Или американская, не знаю — у них ведь один язык, английский, так мне говорила жена.) На лакированной разноцветной обложке были изображены два десантника (английские или американские), пробирающиеся в каком-то подземелье. Но я сейчас же отложил книжку и стал смотреть на старинный барометр на стене. Барометр уже давно ничего не предсказывал — я его так и купил сломанным, но я и без него знал, что на улице сегодня ярко. Впрочем, погода меня не интересовала — просто я ни на чем не мог сосредоточиться.
Наконец — наконец-то! — в коридоре раздались знакомые шаги жены, и я встал ей навстречу. Она вошла в комнату и, сняв солнечные очки, остановилась. Ее серые глаза смотрели настороженно, как будто она ожидала чего-то. Внезапно она что-то сказала мне, но я не понял, не то не расслышал что: может быть, она сказала это по-английски. На минуту я отвлекся — я смотрел на жену и восхищался: я всегда гордился тем, что она дама.
— Ты что, только в книжке понимаешь по-английски? — сказала жена.
Я не понял: я смотрел на нее, открыв рот.
— Я говорю про книжку, — сказала жена. Она кивнула на мои руки.
Тут только я заметил, что книжка с десантниками опять у меня в руках, и удивился.
— Ты что, говорила со мной по-английски? — спросил я.
— Ну да, — улыбнулась жена, — увидела у тебя в руках книжку и спросила тебя по-английски.
Я понял, что она шутит, но в голосе ее была какая-то напряженность.
— Ну что? — спросила она. — Что же ты стоишь? Садись, — она непринужденно подошла к дивану и села. — Ну, что нового?
Я молча смотрел на нее: я не знал, о чем она спрашивает. Я молчал.
— Ну что — кот? — с усилием спросила она. — Нашел его?
«Ей тоже, наверное, нелегко, — подумал я. — Она, наверное, тоже, как я и думал, переживает, только старается не подать виду: она вообще очень сдержанная женщина — это у нее от воспитания. Она очень хорошо воспитана — она дама».
— Ну что же ты молчишь? — спросила жена. — Узнал что-нибудь? Что с котом?
— Нет, — сказал я, — пока ничего не узнал. Ты не переживай особенно: я надеюсь, он все-таки найдется.
— А ты хорошо искал?
— Нет, — сказал я, — еще не очень. А главное, некого было спросить: как будто все попрятались куда-то, на улице никого нет.
— Значит, ты никуда не обращался? — спросила жена.
— Пришлось обратиться, — сказал я. — Я сначала поискал здесь, во дворах, но нигде его не оказалось, тогда уж нечего было делать — обратился.
— Ну и что? — тихо спросила жена. — Что тебе там сказали? — видно было, что она крайне заинтересована.
— Шпацкий сказал, что без рекогносцировки нельзя.
— Кто это Шпацкий?
— Это сержант, мой бывший одноклассник. Ты помнишь? Я рассказывал тебе о нем.
— Не помню, — покачала головой жена, — не помню. А еще что?
— Все. Больше ничего, — сказал я. — Пока все, вот только вечером он для рекогносцировки зайдет и тогда, может быть, что-нибудь станет ясно.
— Что это за рекогносцировка? — спросила жена. — Это зачем?
— Я не знаю, зачем, — сказал я, — может быть, ему так легче искать.
— Может быть, — согласилась жена. Она сбросила туфли, легла, скрестив ноги, и попросила меня подать ей сигареты. Я подал.
— Еще положи мне под голову подушку, — попросила меня жена.
Я и это сделал.
— А теперь себе — подушку, — сказала она.
Я посмотрел на нее.
— И ложись, — сказала она, — на спину, — сказала она, — а пепельницу поставь себе на живот.
Я все это сделал: я лег на спину, а пепельницу поставил себе на живот, как она просила, — я люблю исполнять ее просьбы.
— Я забыла попросить тебя подать мне зажигалку, — сказала она, когда я лег.
Я вспомнил, что у меня в кармане есть спички. Я полез в карман и достал их.
— Зачем ты носишь в кармане спички? — удивилась жена. — Ты же не куришь...
Я объяснил ей, что забыл, зачем они мне нужны, и что я взял их на кухне.
— Все равно, — сказала жена и прикурила.