На участке неспокойно

— Двадцать пятого августа, — еле сдерживаясь, чтобы не нагрубить, четко произнес Лазиз, — ты ночью был на крыше магазина. Улица Космическая. Скажи, что ты там делал?

— На улице Космической? Я не знаю такую улицу… Ах, это вы имеете в виду магазин, который недавно построили около рынка?

— Правильно.

— Так бы сразу и сказали! Я действительно когда-то был на этом магазине, только не ночью, как вы изволили заметить, a вечером, часов в девять или десять. Мне кажется, я могу побыть там, где мне хочется.

Оперуполномоченный поправил:

— Ты был на магазине не когда-то, а двадцать пятого августа, понял? У нас есть свидетели!

— Понял. Я очень рад, что у вас есть свидетели, — начал раскручивать брошюру Мороз. — Благодаря их внимательности я могу восстановить в памяти один из своих чудесных дней, ушедших безвозвратно в прошлое. Скажите, когда я увижу этих людей?

— Не паясничай, как бы после плакать не пришлось, — сорвался Лазиз. Он открыл средний ящик письменного стола, достал отвертку, полученную от сторожа Беспалова, и показал Морозу. — Твоя?

— Где вы ее взяли? — обрадованно приподнялся Мороз. — Я все перерыл дома. Хотел покупать новую.

— Может быть, ты сам вспомнишь, где оставил ее?

— Неужели на крыше? Как я сразу не догадался?

— Значит, ты был на магазине двадцать пятого августа?

— Вы хотите опровергнуть это? — удивился Мороз.

— Наоборот, доказать!

— Почему же вы сто раз спрашиваете меня об одном и том же? Доказывайте!.. Нет-нет, не трудитесь, — видя, что Лазиз снова полез в стол, заулыбался Мороз. — Стоит ли зря терять время? Кому это нужно! Я был на магазине двадцать пятого августа. Мой человеческий мозг, к счастью, еще не утратил всех способностей. Я вспомнил это число. В тот день у меня еще была небольшая баталия с вашим собратом — участковым Голиковым… Между прочим, это симпатичный парень. Вы не знаете, наладились ли у него сердечные дела?

Шаикрамов еле сдержался, чтобы не ответить новой грубостью. Он никак не мог понять Мороза. Ему приходилось часто допрашивать преступников и беседовать с подозреваемыми. Как правило, эти люди были или слишком самоуверенными или до того нерешительными, что забывали собственные имена. Мороз оказался досадным недоразумением в этом ряду. Его просто невозможно было в чем-нибудь уличить. За признаниями, которые он давал, Шаикрамов видел хитрую уловку. Он не верил Морозу, хотя для этого у него и не было никаких оснований.

«Черт его знает, что творится на свете! — с ожесточением думал оперуполномоченный. — Два допроса за день — и ни одного стоящего. Все идет гладко, без загадок, будто ничего особенного не произошло. Беспалов что-то, кажется, скрывает. Этот чересчур откровенен. Не сговорились ли они?»

Странный характер был у Лазиза Шаикрамова. То он становился самоуверенным, и тогда уже ничто не могло остановить его, то начинал во всем сомневаться, хотя оснований для этого не было.

В минуты, когда друзья были до конца откровенны, Сергей Голиков говорил ему об этом неоднократно. Лазиз соглашался, обещал «пересмотреть себя с ног до головы», но проходило время, и ничего не изменялось— все шло своим чередом: Лазиз снова был самим собой.

Только одна сторона его характера никогда не изменялась: что бы ни случилось с ним, какие бы беды на него ни обрушивались, он всегда и везде оставался честным и принципиальным. Это его качество постоянно ставил в пример другим начальник отделения уголовного розыска.

— Что мы от тебя хотим? — повторил Лазиз, постукивая по настольному стеклу отверткой. — Скажи, где вещи?

—¹ Какие? — Мороз осушил очередной стакан воды.

— Которые ты и твои приятели украли из магазина!

Мороз так и не поставил стакан — застыл с приподнятой рукой, глядя на Шаикрамова удивленными, но еще смеющимися глазами.

— Вы это серьезно?

— Вполне.

— Вот не думал, что в милиции работают такие пеньки…

— Гражданин Мороз! — подскочил Лазиз.

— Не кричи, — перешел на «ты» Жан. — Кому это нужно? Тем, кого вы ищете? — Он, очевидно, впервые вложил в свою фразу подлинный ее смысл.

— Не надо притворяться, Мороз, — устало опустился на место оперуполномоченный. — Все факты против тебя. Ты облегчишь свою участь, если расскажешь мне всю правду.

— Избитый прием, младший лейтенант, я не ожидал этого от тебя! Впрочем, правду я могу сказать, только поверишь ли? — усомнился Мороз.

Шаикрамов снова соскочил со стула:

— Говори!

— Вот не знаю, ей-богу, сможешь ли ты оценить мою услугу. У тебя и так уж глаза не на месте. Мифический ты какой-то!

— Да говори же!

— Кому это нужно? Я все уже сказал. Мифический ты, то есть не настоящий! Нету у тебя милицейского нюха. Понял? — Он налил себе еще стакан воды и выпил одним духом. — Я могу идти домой или здесь переночую?

Шаикрамов ничего не ответил: снова вспомнил недавнюю беседу с Сергеем. О чем они тогда только ни говорили! Черт возьми, он, кажется, чему-то еще учил Сергея? Как он это терпел, уму непостижимо! Другой бы на месте Сергея, наверно, не стал бы даже слушать его.

Однако, что же делать с Морозом? Может быть, посоветоваться с Якубом Панасовичем? Интересно, как бы поступил Сергей?

3.