На участке неспокойно

— Судить! — бросил он, будто рассек воздух бичом.

— Ваше?

— Судить! — кивнул Шакир Айтуганов.

— Ваше?

— Судить! — стиснул кулаки Абдулла Зияев.

— Ваше?

— Судить! — побледнела Рийя.

Должно быть, смысл решения дружинников не сразу дошел до сознания дебоширов. Они подняли истошный вой только после того, как Василий снова сел и принялся прикалывать к скоросшивателю бумаги, лежавшие на столе.

Первым пришел в себя Равиль.

— Не имеете права! — заорал он благим голосом.

— Жаловаться будем, душу из меня вон! — поддержал его Жорка.

Эргаш полез в карман за папиросами:

— Ничего у вас, дорогие товарищи, не выйдет!

Наконец, поднял голову командир дружины.

— Кому же вы собираетесь жаловаться? — тихо, словно находился в больничной палате, поинтересовался Капитонов.

— Это не ваше дело, — неуверенно отозвался Жора.

— Это наше дело, ребята. Мы отвечаем за порядок в городе… Скажите, вам не надоела такая жизнь?

— Какая? — прикинулся непонимающим Равиль.

Лицо командира дружины начало багроветь. В отличие от Василия он быстро воспламенялся и в пылу гнева прибегал к довольно крепким выражениям:

— Вот что, щенки. Если вы не прекратите безобразничать, привлечем к уголовной ответственности! Вам не простят этого, учтите! Эргаш, ты в первую очередь ответишь за все!

— Да, — пришибленно отозвался Каримов.

Командир дружины, должно быть, не ожидал такого

ответа. Он положил газету на стол и внимательно

посмотрел на опустившего голову заводилу. Были поражены и дружинники. Абдулла от неожиданности даже приподнялся и застыл в вопросительной позе. Не спускали удивленных глаз с Эргаша и его дружки. Никогда еще он не распускал нюни. Не скрывался ли за этим какой-нибудь хитрый ход?

Только, кажется, Сергей Голиков не был удивлен. Он все так же сидел в стороне и писал что-то на листке бумаги, лежавшем на планшете.

— Я очень рад, что ты понимаешь свою вину, — наконец произнес Иван Константинович. — Это облегчает нашу работу. Я уверен, что, отсидев положенные сутки за сегодняшнее хулиганство, вы возьметесь за ум и станете хорошими ребятами.

— Может быть, вы простите нас, душу из меня вон? — заныл Жорка.

— Умели безобразничать — умейте и ответ держать! — резко бросил Василий.

Через час состоялся суд. Дебоширы получили по трое суток. Равиль потрясал кулаками:

— Вы нарушили соцзаконность. Я сообщу об этом в Верховный суд! Мы не преступники. Надо судить Вой-тюка. Он издевался над нами. Смотрите, какие синяки у меня на животе… Слышишь, Войтюк, мы с тобой еще встретимся!

— Если вы будете продолжать хулиганить, мы пересмотрим решение и привлечем вас к ответственности за угрозу, — предупредил судья.

Жорка ныл, как щенок:

— За что? У меня мама больная. Она не вынесет такого позора. Гражданин судья, умоляю вас, отпустите меня. Я никогда больше не буду пить…

— Надо было думать обо всем, когда пил.

Эргаш молчал. Его быстрые, как у хорька, глаза перебегали с предмета на предмет. В уголках тонких губ стояла едва заметная улыбка. Он чему-то был рад.

3.

Жан Мороз, сияющий, веселый, с шумом влетел в штаб дружины и заговорил, размахивая веером каких-то брошюр:

— Наконец-то, я вас поймал, старики! Добрый вечер! Знаете, зачем я пришел к вам? Нет, у вас не хватит фантазии на это! Ты вот, Абдулла, скажи, что привело меня сюда?

— Делать тебе нечего, вот ты и пришел, — буркнул Зияев. Он все еще находился под впечатлением суда.

— Старо, клянусь аллахом, старо… Василий, как ты можешь держать в своей армии такие плоские кадры? Леонид, — он уже обращался к Пьянцеву, — скажи, что я хочу от этого избранного общества?

— Тебя, я вижу, надо бы посадить рядом с Эргашем да припаять суток пятнадцать, — с неохотой отозвался Пьянцев.

— Что ты мелешь? Кому это нужно? Айтуганов, ты, наверно, здесь самый умный человек! Брось пару слов, если это тебя не затруднит.

— За меня уже сказали, — отвернулся Айтуганов.

— Василий?

— Что ты хочешь? — сурово взглянул Войтюк.

— Рийя, ты? — Мороз уже грубил. От его веселого настроения не осталось и следа.

Тамсааре покачала головой:

— Ваня, как тебе не стыдно! Зачем ты выпил? Это же не приведет к добру, пойми ты, наконец!

— Э-эх, вы-ы! — разочарованно протянул Мороз. — Как вам только доверили такое большое дело? Сюда бы надо посадить Эргаша и его дружков. У них больше чуткости. К ним люди, как мухи льнут… Ладно, трудитесь. — Он снова улыбался. — Может быть, со временем наберетесь ума!

— Мороз! — закричал Пьянцев.

— Кричишь? Кому это нужно? Ты бы лучше спросил своих коллег, что они думают о тебе. Я как-то видел тебя в арыке. Даю голову на отсечение, что ты оправдываешь фамилию. Это единственный не мифический случай… До встречи в том же арыке!

Жан сделал пышный реверанс и скрылся за дверью. Он сделал это так стремительно, что дружинники не сразу поняли, что произошло.

— Пьяница! — зло проговорил Леонид.

— Ты злишься? Кому это нужно? — повернулась к нему Рийя. Она произнесла выражение Мороза, чтобы все обратили внимание на то, что ей хотелось сказать. — Иван прав, ребята. Леонид действительно начал прикладываться к рюмке. Я предлагаю обсудить его на очередном собрании.